Лучше поздно, чем никогда XD

Итак, с опозданием ровно на неделю я выкладываю фотки с нашей прогулки с [J]~Jenova~[/J]. Сразу предупреждаю, что фотки жуткого качества, ибо сделаны с моего мобильника.

Итак, самый крышеснос - на Воробьевых Горах на дорожке были такие стендики, и в них абсолютно укурные стихотворения. Мы с Джен истерично и очень громко ржали над каждым... я выложу самый незабываемый. Под названием "Да и сама трава живая".


Сопутствующая иллюстрация:


Объявление на доме... в сентябре.

и далее немного мрачного и архитектурного из района м. Фрунзенская

Это здание я сначала увидел во сне. А потом увидел в этой реальности 3 года назад. Меня с него просто накрыло. Неделю назад, я решил туда вернуться в компании Джен...
Разумеется, ужоснахного качества фотки не отражают и толики того, что ОНО собой представляет.











Адское пыточное кресло Пинхеда, утыканное гвозями, на которое мы наткнулись у адских серых Архивов:


И горгулья на главном здании моего бывшего и Джен настоящего родного МПГУ)

---

"Власть"!!! :) Глава 12!

Йес, я наконец-то дописал 12 главу))

12: ДУРНЫЕ ПРЕДЗНАМЕНОВАНИЯ

Годфри толкнул дверь их спальни, ему не терпелось увидеть ее. Сегодня он весь день пробыл на королевской охоте, она осталась дома – обычное женское недомогание… признаться, он был слегка разочарован, он хотел от нее наследника и надеялся, что она уже беременна. Они занимались любовью почти каждую ночь. Он не дал этому разочарованию вкрасться в голос, прощаясь с ней утром и нежно целуя ее. В конце концов, это был лишь первый месяц их брака. У сэра Годфри будет еще много, много возможностей, которыми он не преминет воспользоваться.
На охоте он постоянно думал о ней, и это заставило его улыбнуться, вспомнив, как он так же мечтал о ней в Ирландии, когда она была еще далека и недосягаема. Женитьба на ней нисколько не умерила его пыла, Годфри усмехнулся и подумал, что ему посчастливилось быть одним из немногих рыцарей, влюбленных в свою жену. Но его несколько беспокоило ее состояние. В том, что она тоже любила его, у него не было сомнений – их ночи были достаточно красноречивым тому доказательством. Но огонь, горевший в ее глазах, так завораживавший его в ней… как будто потускнел. Она изо всех сил старалась не показывать ему этого, но иногда он замечал тоску в ее глазах. Придворный лекарь, которого он позвал к ней, беспокоясь о ее здоровье – это вызвало очередную вспышку ее ярости, она заявила, что может сама о себе позаботиться и ей не нужен английский врач-шарлатан – сказал, что ее здоровье в полном порядке, и, возможно, ей просто требуется время, чтобы привыкнуть к жизни в Лондоне. Впрочем, он так и не смог осмотреть ее как следует – на его щеке красовалась длинная царапина, и почтенный лекарь добавил, что единственной проблемой является вспыльчивый темперамент леди. Годфри не смог сдержать смеха и дал лекарю золотой за труды.
А привыкание Деирдре к жизни в Лондоне проходило не очень успешно. Годфри знал, что принцесса Изабелла невзлюбила новую придворную даму. Разумеется, это были происки старой ведьмы Элеоноры, которая имела большое влияние на молодую жену Джона, но от этого было не легче. Деирдре упорно отмалчивалась и уверяла мужа, что все было хорошо, но слухи ходили. По слухам Изабелла Глостерская избегала смотреть леди Гизборн в глаза, и делала рукой знак от дурного глаза в ее присутствии. Годфри пытался поговорить с Джоном, но Джон ненавидел все, что касалось его жены. Влияние его матери на Изабеллу было и его больной точкой, ведь это королева Элеонора устроила этот брак. Джон как-то жаловался Годфри, что Изабелла докладывает королеве даже то, как идут у них дела в постели – а дела шли не очень хорошо, принц говорил, что его супруга холодна как камень. Так или иначе, сэр Годфри нашел себя в мучительном положении, что никак здесь не может помочь своей жене. Он пытался окружить ее роскошью и комфортом, но ей, это, казалось, было безразлично. Только его любовь заставляла ее глаза снова блестеть… но наутро Годфри снова замечал в них грусть, и так было все чаще и чаще.
Когда он вошел в их покои, он увидел, что она сидит на постели неестественно прямо и смотрит в окно. Она даже не обернулась, чтобы посмотреть на него. Он был уязвлен, что не услышал от нее даже слова приветствия.
- Деирдре? Как ты себя чувствуешь?
Она резко обернулась. По ее выражению Годфри понял, что она просто не слышала, как он вошел, так глубоко она была погружена в свои мысли. Ее покрасневшие глаза и припухшее лицо говорили о том, что она плакала. Годфри не мог выносить вида ее слез, это словно вышибало почву у него из-под ног. Он опустился рядом с ней на кровать и приобнял ее за плечи.
- Что с тобой, милая? Тебе плохо? Деирдре, тебя кто-то обидел в мое отсутствие?! – когда из гордой принцессы она превращалась в хрупкую и ранимую девочку, когда он видел боль в ее глазах, в нем словно все переворачивалось, он готов был на все, чтобы защитить ее, встать щитом между ней и тем, что причиняло ей боль.
Она подняла на него заплаканные глаза, показывая ему что-то, зажатое в руке. Письмо. Это было письмо. Скомканное, в расплывшихся чернилах…
- Это доставили, пока ты был на охоте… - ее голос охрип и с трудом слушался ее. – Мой отец… мой отец погиб. Кэтал стал верховным королем Тары…
Годфри крепче сжал ее в объятиях. Его глазам представился Рори О'Коннор – сильный воин, еще не старый, лишь седина посеребрила бороду… Он явно был в добром здравии, когда Годфри видел его в последний раз.
- Что с ним случилось? – тихо спросил он.
- Пущенная стрела. Смазанная ядом, - она судорожно вздохнула. У нее уже не осталось слез, судя по всему, она выплакала их все. Годфри почувствовал укол вины за то, что развлекался целый день на охоте с дворянами, в то время как она здесь безутешно оплакивала своего отца.
- Его поймали. Один из недобитых людей де Клера, разбойничавших по лесам… Кэтал умертвил его, - она продолжала, всхлипывая, сбивчивое дыхание мешало ей говорить. Годфри осторожно погладил ее руку, пытаясь успокоить, но она не заметила этого. – Отец умер не сразу… на следующий день.
- Если бы я была там… - она вновь устремила взгляд к окну, выходившему на запад. – Я бы могла его спасти. Очень возможно, я бы смогла остановить действие яда. Но меня не было рядом с ним. Он умер, а меня не было рядом с ним.
Годфри обнял ее, не зная, что сказать. Она положила голову ему на плечо, тихо всхлипывая без слез, и он, нежно гладя ее по спине, впервые задумался о том, что, возможно, было ошибкой привезти ее сюда, что, несмотря на все его старания, она несчастна здесь… что он сорвал прекрасный дикий цветок, так как тот пленил его своей красотой, но теперь цветок увядает и чахнет в неволе.

***

Комната была уставлена свечами, они мерцали во тьме и напоминали Люси о ее первой ночи с ним, о ее первом посвящении в его темные тайны. Большое зеркало отражало их танцующие огоньки, что создавало иллюзию, будто их вдвое больше. У Люси слегка кружилась голова от принятых средств, и ей казалось, что комната с горящими свечами слегка вращалась. Его не было дома сегодня вечером – он сказал, что должен отсутствовать по важным делам, и она не стала его расспрашивать. Она полностью доверяла ему. Но ей было слегка неуютно в первый раз остаться в доме ночью одной.
Люси опустилась в мягкое кресло перед зеркалом. Часы пробили полночь, и она поежилась. Вся эта жутковатая затея вызывала в ней дрожь, и она в который раз подумала, что, возможно, лучше просто уйти отсюда, как можно быстрее, закрыться в спальне и ожидать его прихода под одеялом. Но ей хотелось доказать ему, что она тоже на что-то способна. Рассказать ему утром, что она сделала в его отсутствие – даже если этот эксперимент окончится ничем – и увидеть проблеск удивления и восхищения в его глазах. Ведь он всегда поощрял ее интерес к оккультным наукам… Прочитав несколько работ по спиритизму, она заинтересовалась идеей общения с духами мертвых. Они с Генри пробовали это… но вызвали что-то темное, бесформенное, источающее своим присутствием холод и угрозу, что так сильно испугало Люси, что она отвернулась и прижалась лицом к плечу Блэквуда… когда она осмелилась вновь обернуться, в комнате уже ничего не было.
Люси думала о том, чтобы вызвать дух своей матери. Она практически не знала ее, и с шести лет, когда леди Джейн умерла, мечтала о том, чтобы снова увидеть ее, поговорить с ней, поделиться с ней своими секретами… Но эта идея почему-то натыкалась на холодную стену сопротивления в ней самой. Вместо этого она решила вызвать ее дух. За последнее время Люси столько думала о ней, что она стала родной и близкой. Люси ощущала ее почти сестрой.
Из темного зеркала на Люси глядело ее собственное бледное лицо. Зрачки были расширены, взгляд лихорадочно блестел – она подумала, что Генри будет недоволен, ведь он говорил ей соблюдать умеренность в дозах. Курительницы наполняли комнату тяжелым, но необыкновенно приятным и душистым запахом, Люси бросила на них еще горсть. Неотрывно глядя в зеркало и отбросив со лба мокрую прядь волос, Люси начала читать заклинания, которым он научил ее, губы плохо слушались ее.
Пламя свечей колыхалось, но ничего не происходило. В зеркале Люси видела лишь свое отражение, смутное и плохо различимое из-за темноты и неверного колеблющегося света свечей.
- Приди ко мне… я хочу тебя увидеть, - тихо прошептала она одними губами.
Дрожащими пальцами Люси дотронулась до поверхности зеркала. Темное стекло показалось ей очень холодным, по нему как будто пробежала рябь. Донесшийся сквозняком порыв воздуха наклонил пламя свечей, заставил огоньки яростно танцевать, задул некоторые из них. Внезапно отражение в зеркале исказилось, рябь стала сильнее, по нему как будто пробежала волна. Люси напряженно вглядывалась в колыхающуюся тьму по ту сторону рамы. Из нее стали проступать очертания. Люси вновь увидела свое отражение, но это отражение разительно отличалось от нее самой. Черты лица девушки в зеркале были очень похожи на Люси, но ее темные волосы были гораздо длиннее, они спускались мягкими змеистыми волнами по ее плечам до пояса. Она была богато одета, но это была одежда давно забытой эпохи, эпохи рыцарей и прекрасных дам, ее платье из древности средних веков было расшито золотом, кольца золотого пояса тонкой и искусной работы сомкнулись на талии. Люси смотрела на нее в застывшем оцепенении, не в силах вымолвить ни слова… А губы принцессы по ту сторону зеркала в полутьме улыбнулись ей.

***

Деирдре была сама не своя всю следующую неделю. Мужественное и суровое, но иногда озаряющееся такой добротой лицо отца постоянно стояло у нее перед глазами. Она не могла поверить, что его больше нет. Она никогда не была так близка с ним, как с Кэталом – и все же, от его потери мир словно померк. Деирдре пыталась представить, каким верховным королем будет для Ирландии ее брат, и не могла – Кэтал был, несомненно, доблестным и отважным воином, но он также был очень юн и, бывало, безрассуден. Она с грустью думала о том, что в Таре, должно быть, теперь стало очень одиноко, с тех пор как она покинула ее, а теперь ушел и отец. Ее брат оказался теперь совсем один, с взваленной на слишком юные плечи ответственностью вдобавок к горю, и ей хотелось обнять его, как прежде, но их разделяло холодное и безразличное к их судьбам море.
Эти мысли занимали ее всю, и поэтому она вовсе не слышала замечаний принцессы Изабеллы Глостерской, которой Деирдре и другие придворные дамы помогали укладывать волосы.
- Вы что, оглохли, леди Гизборн?! – принцесса визгливо повысила голос. – Это совсем не те ленты, которые я приказала вам взять.
- Простите меня, ваше высочество, - ровным голосом сказала Деирдре, наклоняясь за нужными Изабелле лентами.
- Милочка… я понимаю, что вы скорбите сейчас, - тон жены принца Джона чуть смягчился. – Я думаю, что вы слишком замыкаетесь в себе… общение с нами пойдет вам на пользу, если только вы будете чуть более внимательны. К тому же, траур вам очень к лицу.
Другие дамы хихикнули. Рука Деирдре судорожно сжалась, чтобы сдержать навернувшиеся на глаза слезы, и задела горшочек с притираниями принцессы. Он перевернулся, заливая новое платье Изабеллы густой темной жидкостью с пахучим ароматом.
Принцесса взвизгнула и вскочила, оттолкнув придворных дам.
- Неуклюжая корова! Ты испортила мое новое платье из Франции! – закричала Изабелла, ее белая пухлая рука взметнулась в воздух и отвесила Деирдре звонкую пощечину.
В комнате стало тихо. Одна из дам Изабеллы зажала изумленный вздох рукой, все замерли и с нескрываемым любопытством смотрели на принцессу и леди Гизборн, всем хотелось знать, что же будет дальше. Деирдре поднесла руку к горящей щеке, очень медленно. Ее темные, чуть прищуренные глаза неотрывно смотрели на принцессу. Изабелла отвела взгляд.
- Прошу простить меня, ваше высочество… - медленно проговорила ирландка. – Я сожалею, что моя неловкость оскорбила и расстроила вас.
- Меня все ненавидят здесь! Все! – истерично вскрикнула Изабелла. – Вы позволяете себе такое обращение со мной, так как знаете, что мой муж пренебрегает мной! – с этими словами принцесса разрыдалась и выбежала из комнаты.
Женщины растерянно зашептались, переводя взгляд с силой захлопнутой Изабеллой двери на леди Гизборн. Деирдре все так же продолжала стоять, застывшая, как каменная статуя.

***

В этот вечер она отозвала всех слуг прочь. Закрыла дверь, задернула занавес на окне. Ей не должны были помешать. Деирдре казалось, что щека все еще горела. Казалось, что пощечина оставила клеймо унижения на всем ее существе. Эта пухлая белотелая англичанка словно вываляла ее в грязи, перед всеми. Что ж, настало время показать им, кто она такая. Довольно она терпела. Она – Деирдре О'Коннор, наследница древнего рода верховных королей Ирландии, и в ней течет Кровь Дракона, и никто не смеет унижать ее.
- Скоро твой муж начнет презирать тебя еще больше, Изабелла… - прошептала Деирдре Гизборн, и улыбка тронула ее губы.
Она распустила волосы. Зажгла свечи, расставила их в нужном порядке. Достала из-под кровати тяжелый кованый ларец с травами и снадобьями, бросила горсть трав в камин, отчего комнату почти тут же заволокло едким дымом, от которого у нее начали слезиться глаза. Они лежали на дне ее ларца, уже сделанные, она сплела их после всех полученных от них унижений, когда Годфри не было дома. До сих пор она не решалась использовать их, несмотря на все их насмешки и издевки, но то, что случилось сегодня, было последней каплей. Чаша ее терпения была переполнена. Сегодня они отплатят ей сполна.
Маленькие фигурки, сделанные из соломы, воска и глины. Первые буквы их имен были начертаны на их лбах – большие “I” и “E”. У фигурки с буквой “E” над инициалом была грубо вырезана корона. Они обе были завернуты в кусочки дорогой ткани, темно-красный бархат для фигурки “I”, кусок роскошной материи от старого выброшенного платья… для другой фигурки – обрывок синей с золотом парчи, которую так любила носить королева Элеонора.
Деирдре взяла небольшой серебряный кинжал и с легким нажимом провела острым лезвием по ладони. На белой коже выступила алая полоса. Деирдре сжала кулак, а из ее руки на фигурки закапали крупные капли крови. Она неотрывно смотрела на них, собрав в этот кулак всю свою ненависть и всю свою боль, и ее губы шевелились в беззвучных заклинаниях на известном здесь только ей языке.
Она взяла две тонкие длинные иглы. Накалила их на пламени свечи, не переставая читать заклинания, обмакнула в темную жидкость одного из своих пузырьков. Взяла в другую, окровавленную руку фигурку Изабеллы и, держа в памяти пухлое заплаканное лицо, срывающиеся с губ принцессы обидные слова, с силой вонзила иголку ей в живот. Потом Деирдре подняла со стола другую фигурку. Позволила отблескам пламени немного поиграть на ней, вспоминая величественную осанку, старое лицо и проницательные глаза, все издевки и унижения. Она взяла другую иглу, немного подумала – и вонзила иглу в сердце королевы Элеоноры. Вокруг воткнутых игл на фигурках расползались темные пятна крови.

***

Годфри удивился тому, что дверь заперта на ключ. Деирдре никогда раньше не запиралась. Впрочем, в последнее время она была так подавлена смертью отца, что, возможно, ей хотелось, чтобы ее никто не беспокоил. Как у хозяина дома, у него были ключи от всех помещений, он больше никому не доверял. Отпирая тяжелую дубовую дверь, ему показалось, что его нос почувствовал какой-то странный удушливый запах. И его вновь кольнуло то ставшее уже знакомым тревожное чувство, которое в последнее время пробуждалось в нем, когда он думал о жене.
Распахнув дверь, он понял, что запах ему не показался. Комнату наполняли клубы удушливого дыма. Она сидела за столом с распущенными по плечам волосами и была так поглощена своим занятием, что даже не обернулась, когда он вошел. Прикрывая глаза от идущего из камина едкого дыма – какого дьявола здесь происходит?! – он приблизился к ней. Когда он увидел, что она делает, его сковал ледяной ужас. Годфри мало понимал в колдовстве и тому подобном, но то, что он увидел, оставляло мало сомнений в смысле происходящего. Он узнал синюю с золотом парчу. Увидел начерченную корону. Ему хватило одного взгляда, чтобы все понять – и точно так же хватило бы любому другому. На миг ему снова представился костер и она в одной рубахе, привязанная к деревянному столбу.
Он грубо схватил ее за плечо и рывком развернул к себе.
- Что ты делаешь?! – его голос дрожал от ярости, но он не позволял себе повышать его из опасения, что их услышит прислуга. Ее темные глаза с вызовом смотрели на него, ничего не отрицая. – Черт возьми, да ты хоть понимаешь, чем это грозит?!
- Не мешай мне, Годфри, - холодно сказала она.
Он был готов придушить ее. Он рывком поднял ее со стула и встряхнул за плечи. Ему хотелось стереть с ее лица это выражение спокойной непоколебимой решимости, он еле сдерживался, чтобы не ударить ее.
- Ты понимаешь, что с тобой за это сделают, глупая девчонка?! Под какую угрозу ты ставишь нас вот этим, своим глупым безрассудством и этими играми в колдовство?! Здесь Англия, а не Ирландия, Деирдре!
- Я знаю, - глухо сказала она, отворачиваясь.
Годфри схватил фигурки, могущие принести ужасную смерть им обоим, и сделал шаг к камину, чтобы бросить их в огонь. Но она оказалась быстрее его – проворная, как дикая кошка, она встала между ним и камином, раскинув руки, загораживая огонь своим телом.
- Нет! Не смей! Сначала тебе придется убить меня! – крикнула она. – Или я все равно найду способ отомстить им, клянусь тебе, Годфри!
- Замолчи, - прорычал он. Он бросил фигурки в ларец, захлопнув его крышку, и отшвырнул Деирдре на кровать. – Что за ядовитый дым ты сюда напустила, чертова ведьма?! – он закашлялся.
Она попыталась подняться, но он придавил ее к кровати своим телом и зажал ей рот.
- Никогда больше не делай этого, Деирдре, - прошипел он. – Никогда, ты слышишь меня?!
Ее глаза сверкали, как молнии. Она укусила его за палец, и он вынужден был отдернуть руку, чертыхаясь.
- А то что?! – она с вызовом смотрела ему в глаза. – Ты ударишь меня? Давай, ударь меня, муж мой!
- Не провоцируй меня, Деирдре… - его голос был хриплым. – Я сошлю тебя в свой загородный замок и запру в своих покоях, и ты проведешь остаток своих дней в заточении! Твое дело – заниматься вышиванием и рожать мне детей!
- Пусти меня! – она пыталась вырваться из-под него, но он был слишком тяжелым и сильным. – Если ты хотел себе безмозглую куклу, мог взять себе в жены англичанку, как Изабелла!
- Нет… - прошептал он, проводя рукой по ее лицу. Она опять укусила его, но он не обратил на это внимания. Она была яростным диким зверьком, которого он тщетно надеялся приручить – сколько пройдет времени, прежде чем кто-либо еще обнаружит в ней этот дьявольский огонь и попробует уничтожить ее? Острый прилив потребности защитить ее во что бы то ни стало, пусть даже от нее самой, смешался с внезапно нахлынувшим на него желанием. – Мне не нужна другая жена, кроме тебя…
- Я сказала, пусти меня! – закричала она, отталкивая его руку, легшую ей на грудь. – Я не хочу сейчас!
- Разве ты не понимаешь, что я хочу всего лишь защитить тебя? Ты сумасшедшая… и сводишь с ума меня, - хрипло проговорил Годфри, придавливая ее руки к постели. – Ты моя жена, Деирдре. И ты будешь меня слушаться! – он разорвал платье на ее груди.
Она брыкалась и отбивалась, но он был сильнее. Он силой раздвинул ее ноги – получив при этом больный удар коленом в живот, но ему было все равно, он хотел подчинить ее себе, показать ей, кто главный в этом доме и в его жизни. Когда он грубо вошел в нее, она вскрикнула от боли. Овладевая ей, он стал целовать ее, несмотря на то, что она кусалась и царапалась. На ее глаза навернулись слезы – но, тем не менее, он увидел, что ее зрачки расширились, и ощущал, что ее тело реагирует на его страсть. Когда он достиг пика наслаждения и излился в нее, он, все еще внутри нее и придавливая ее к кровати своей тяжестью, почувствовал, как она бессильно обмякла в его объятьях. Он осторожно вышел из нее и сел на кровати. Ее темные волосы разметались по подушке, она все так же лежала на постели, даже не сделав попытки прикрыть себя и опустить задранные юбки, он видел ее белые ноги и бедра и темные, с золотистой рыжиной, завитки волос между ними.
- Должно быть, ты ненавидишь меня… - он тяжело перевел дыхание, отвернувшись. – Деирдре… если ты несчастна здесь, со мной, я могу посадить тебя на корабль и отправить тебя в твою родную Ирландию. Клянусь тебе, я не буду настаивать на своем супружеском праве и дам тебе золота весом с тебя.
Она ответила не сразу, и это мучительно кольнуло его в сердце. Для него была невыносима мысль о том, чтобы потерять ее, но он не мог видеть эту боль в ее глазах. Ее юбки зашелестели, и она обняла его со спины, положив голову ему на плечо. Едкий дым, наполнявший комнату, почти рассеялся, но в глазах у него все равно щипало.
- Нет… Я не ненавижу тебя, Годфри, - тихо сказала она. – И я никуда не уеду от тебя. Ты прав, я твоя жена… Но я ненавижу их… И ты не можешь приказать мне изменить это.
- Я этого и не прошу, - он повернулся к ней, притягивая ее к себе и гладя во волосам. – Просто… я не прощу себе, если что-то случится с тобой. Самый большой страх в своей жизни… я испытал тогда, когда ты была на волоске от смерти.
- Тогда защищай меня, мой рыцарь… - прошептала она, прижавшись к его щеке. Ее разорванное платье открывало ее грудь, он чувствовал ее нежную кожу под своими пальцами.
- Конечно, моя любимая принцесса. Я всегда буду защищать тебя. Хотя это будет нелегко, - Годфри усмехнулся, целуя ее лицо и губы.

***

Люси с трудом открыла глаза, медленно просыпаясь. Утреннее солнце уже светило сквозь шторы. Еще не проснувшись окончательно, она потянулась к подушке Генри, и с разочарованием поняла, что его опять нет рядом. В комнате кто-то был, но прищурившись, она увидела, что это всего лишь Дженни, принесшая поднос с утренним кофе. Часы на прикроватном столике показывали почти полдень. Ужас, неужели она проспала так долго?! Она смутно вспомнила, что ей опять снилась ирландская принцесса. С тех пор, как Люси тогда вызвала дух Деирдре О'Коннор в зеркале – впрочем, она сама не могла отчетливо сказать, что же именно она видела тогда в зеркале – она стала чувствовать особенную, почти родственную близость леди Деирдре. Люси восхищалась ей и втайне мечтала быть чуть-чуть похожей на нее. По ее собственному мнению, ей не хватало смелости, и она слишком чувствительно реагировала на самые, казалось бы, пустячные вещи.
Как вчера, например. Вчера она испытала сильное потрясение при полном отсутствии на то веских оснований – быть может, поэтому она так долго спала сегодня. Генри взял ее в своей карете на прогулку по городу, он показывал ей Тауэр, древнюю норманнскую крепость, которую построил когда-то его предок – Вильгельм Завоеватель – и управлял из нее Лондоном, резиденцию средневековых королей и место заточения знаменитых узников. Тауэр очень понравился Люси, она любила места, дышащие стариной. Иногда ей казалось, что в местах, подобных этому, она слышит голоса давно ушедших людей… Люси смотрела на стены Тауэра и думала о том, что именно в этих стенах бывали Деирдре и сэр Годфри, когда Тауэр был королевским замком. Она была в превосходном настроении и самочувствии, и никак не ожидала, что прогулка завершится так, как она завершилась.
Когда они выходили из Тауэра, Генри показал ей громаду строящегося Тауэрского моста, грандиозное сооружение, претендующее на то, чтобы стать новым символом Лондона, первое сочетание разводного и подвесного мостов. Когда Люси посмотрела на строящийся скелет этой огромной конструкции, ей внезапно сделалось дурно. На нее вдруг накатила волна липкого, необъяснимого ужаса, ей показалось, что небо заволокли темные тучи, и у нее подкосились ноги. Генри успел поддержать ее и усадил в карету, дав ей понюхать какие-то соли, от которых она немного пришла в себя. Он обеспокоено смотрел на нее, правда, пошутив, что ему тоже не по вкусу современная архитектура. Ее муж нежно обнимал ее, но Люси еще долго не покидало то чувство внезапного липкого холода, и только дома, когда он уложил ее в горячую ванну, и, присоединившись к ней, занялся с ней любовью в теплой воде, она смогла забыть о неприятном происшествии.
Сейчас Дженни, увидев, что хозяйка наконец-то проснулась, широко улыбнулась и поставила поднос с утренним кофе на прикроватный столик.
- Bonne matinée, madame! Comment ça va?
Люси приподнялась на кровати и протерла глаза. Ей показалось, что она все еще спит. Дженни говорила на французском – языке, который она никогда в жизни не знала. Во французском произношении Дженни слышалась сильная примесь кокни.
- Merci, très bien... – растерянно пробормотала Люси, вспоминая свои собственные скудные познания во французском языке.
Дженни просияла, всплеснув руками, и уселась на край кровати рядом с Люси.
- Мисс Люси, правда, у меня хорошо получается? – глаза ирландки горели победоносным огнем.
- Да… - Люси отвела глаза, не желая неверно выбранным словом погасить внезапно вспыхнувший интерес своей горничной к иностранным языкам. – С чего ты решила учить французский, Дженни?
- Вот, - миссис Фитц-Брайан торжествующе достала из-под шали, как ловкий фокусник, потрепанную книжицу и протянула ее Люси. Люси увидела, что это французский разговорник.
- Вот увидите, мисс Люси, очень скоро я заговорю как настоящая парижанка! – зашептала Дженни, доверительно наклоняясь к госпоже, и Люси поняла, что Дженни уже успела за утро приложиться к рюмке.
- Нисколько в этом не сомневаюсь, - сказала Люси с улыбкой. – Но зачем же тебе это понадобилось?
Дженни хитро улыбнулась.
- Я точно знаю, мисс Люси – он это оценит.
- Он? Кто он? – но тут Люси осенило прозрение. В их доме был один человек, который хорошо говорил только по-французски. И этим человеком был Дрэзер.
- Он такой сильный и большой мужчина, мисс Люси… - Дженни восхищенно вздохнула. – И каждый раз, когда я смотрю на него… я поневоле задумываюсь о том, что такой большой мужчина должен быть велик во всем… ну вы же меня понимаете, мисс Люси? – Дженни понизила голос и заговорщически подмигнула.
Люси одновременно рассмеялась и покраснела. Дженни и Дрэзер… более колоритной пары нельзя было себе представить. Сейчас, когда она подумала об этом, она поняла, что Дрэзер давно посматривал на рыжеволосую ирландку.
- Надеюсь, твой французский monsieur… уделяет тебе знаки внимания? – спросила леди Блэквуд, смеясь.
- А то! – кивнула Дженни. – Вот вчера, когда вы с милордом поехали кататься по городу, мы с ним были на рынке… он был таким галантным, все донес, да еще и купил мне цветок! Дрэзер – ну просто идеальный джентльмен…
- Что ж, надеюсь, у твоего идеального джентльмена честные намерения, - Люси шутливо погрозила Дженни пальцем. – Ты же знаешь, мой муж придерживается очень строгих правил… До сих пор не могу забыть, что случилось с той бедной горничной, Грейс.
Ирландка хмыкнула.
- Ну, я-то не Грейс и смогу дать отпор даже вашему лорду, мисс Люси! Потом, вряд ли он будет беспокоиться из-за моей репутации, я женщина бывалая, - Дженни громко засмеялась, и Люси подумала о том, что, может быть, сегодня стоит запереть буфет. – А он-то все больше о девственницах заботится…
Эти слова неприятно покоробили Люси. Конечно, когда-то ее невинность вызвала в Генри интерес… это было нужно ему для ритуала, и вдобавок, как она подозревала, волновало его. Но с тех пор она уже давно стала его женой и познала любовь, он даже иногда заставлял ее чувствовать себя порочной. Люси искренне надеялась, что лорд Блэквуд не заботится больше ни о каких других девственницах.
Впрочем, она скоро забыла об этом. Завязывающаяся любовная история между Дженни и Дрэзером крайне занимала ее, для Люси Дженни всегда была практически членом семьи, и она была бы очень рада, если бы ирландка нашла свое счастье. За завтраком Люси уже начала продумывать их свадьбу.
Позже, в радостном настроении она спустилась в библиотеку. Ей передали, что сэр Генри уехал с утра по делам, и она собиралась немного почитать в уединении. Кресло у камина еще хранило тепло его тела. Она уютно устроилась в кресле, прижавшись плечом к кожаной обивке, еще хранившей запах его духов. Люси почувствовала необычайный прилив нежности и любви к нему, ей хотелось окружить его теплом и вниманием, сделать так, чтобы он никогда ни в чем не нуждался… Она встала с кресла, решив не читать в библиотеке, а пойти на кухню и распорядиться насчет его любимых блюд… как вдруг ее внимание привлек сложенный листок бумаги, валяющийся на полу. Она машинально подняла его и развернула.
Это было письмо – или скорее даже, коротенькая записка. Она была написана мелким изящным женским почерком. Записка гласила:

Милорд,
Я никогда не смогу отблагодарить вас за все, что вы сделали для меня. Ваше появление в моей жизни – это благословение.
Я получила ваше письмо и буду ждать вас на том же самом месте, где и прежде, в парке Хэмпстед-Хит.
Ваша Агата

У Люси потемнело в глазах, казалось, все вокруг закружилось. Она оперлась о спинку кресла, чтобы не упасть, и еще раз пробежала глазами письмо. Затем Люси опустилась в кресло, бледная как мел, сжимая записку в пальцах, Ей показалось, что мир сковало холодом.

@темы: творчество, "Величайшая Власть"

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Книжное...XD

Набрел я в сети на следующие любопытные издания...

1) Любимая писательница поселила нас на ферму.

Лестат, ты там тоже разумеется присутствуешь, может, ты объяснишь мне, что ты делаешь на ферме моего мужа?

2) А эта история о том, как наш фанклуб переехал в Лондон:

Я не против поучаствовать в современном переложении русской классики - Лизу топят в Темзе...

@темы: книги, I'm insane

---

"Величайшая Власть", глава 11

Эпиграф: "He deserves it (what he's trying to get) because he's been treated so badly". (c) Mark Strong about Lord Blackwood

11: ПРИЗРАКИ ПРОШЛОГО

- Генри, дорогой… что было вчера? – спросила Люси, кутаясь в кружевной белый пеньюар.
Лорд Блэквуд поднял глаза от утренней чашки кофе и улыбнулся.
- А ты не помнишь, любовь моя?
Она прикусила губу и стала нервно теребить ленты завязок на пеньюаре. Она помнила какие-то смутные обрывки впечатлений, полных тьмы и крови. Голова у нее до сих пор кружилась, и все происшедшее казалось ей безумным, темным сном.
- Я… не совсем помню. Все как-то расплывчато…
Он рассмеялся и поставил чашку с кофе на стол.
- Да, я немного перестарался с пропорциями вещества, которое я дал тебе перед церемонией. Но тебе не стоит волноваться, моя малышка – все прошло великолепно и ты исполнила свою роль превосходно. Я отслужил черную мессу на твоем обнаженном теле, и в завершение ритуала овладел тобой в кругу своих последователей. Ты потеряла сознание на пике наслаждения. Таким удовольствием было собственноручно смывать в ванне жертвенную кровь с твоего прекрасного безжизненного тела, пока ты была в глубоком обмороке… ты была так восхитительно беззащитна и трогательно бледна без сознания, что я не удержался и овладел тобой еще раз, ты этого не помнишь. Прости, я не спросил твоего разрешения. Да где же, в конце концов, моя утренняя газета? – лорд Блэквуд раздраженно позвонил в колокольчик.
Люси опустила глаза, она не знала, что и думать. Значит, все это действительно было… Она не смела поднять на него взгляд, ее муж в приоткрытой на горле белой рубашке, с элегантной небрежностью откинувшись на спинку кресла, с невозмутимым видом развернул газету, которую принес ему заикающийся в извинениях слуга, в то время как прошлой ночью он казался адским воплощением Зла, предводительствовавшем на дьявольском ритуале. И она, Люси, помогала ему, более того – он заставил ее быть центральной фигурой на кровавом сборище его черной мессы. И самым ужасным было то, что ей это понравилось. Ее щеки тронул жар при мысли о том, что он бесцеремонно овладел ей, когда она была без чувств. Отчего-то это казалось еще более непристойным, чем то, что он взял ее на глазах у всех своих последователей – и от этого еще более восхитительным. Она взглянула на него из-под опущенных ресниц. Сейчас Дьявол вновь превратился в безупречного джентльмена, перелистывавшего газету за чашечкой кофе в обществе любимой жены.
- О, дорогая моя… у леди Финчли скоро дают бал, - он отложил газету, развернув одно из писем утренней почты. – Разумеется, мы приглашены, и, разумеется, мы должны там быть. Это ведь будет твой первый бал, моя Люси, разве не так? Должно быть, ты с самого нашего приезда сюда мечтала отправиться на бал, как всякая юная девушка, я прав?
Люси сглотнула. Скорее, это было то, чего она боялась с самого их приезда.
- Да, Генри, конечно… я была бы так рада поехать с тобой, - она вымучила улыбку. – Только вот…
- Ты не умеешь танцевать, - закончил он с улыбкой. – Не беспокойся, я догадывался об этом, но это не страшно, ведь у нас еще полно времени. А ведь ты так быстро всему учишься, - он подмигнул ей, и она покраснела.
- Я одену тебя, как принцессу, - прошептал он, притягивая ее к себе. – Нет-нет, не бойся, не так, как на нашем прошлом общественном событии, - рассмеялся он, видя ее смятение.
Ей было стыдно встречаться с учителем танцев, что он мог подумать о восемнадцатилетней леди замужем за одним из самых блестящих джентльменов Лондона, которая даже не умеет танцевать? Но лорд Блэквуд нанял только музыкантов. Он сам учил ее, положив ее руку себе на плечо и крепко обхватив ее рукой за талию, уверенно ведя ее в кружащихся движениях вальса, и она, глядя в его темно-зеленые с золотистыми крапинками глаза, думала о том, как же все-таки любит его.

***

В означенный вечер, когда карета лорда Блэквуда подъехала к ярко освещенному особняку леди Финчли, из окон которого волнами доносилась музыка, Люси чувствовала себя Золушкой. Ее муж держал ее за руку, как всегда, безупречный и великолепный, и разница между ней и девушкой из сказки была лишь в том, что она не собиралась ни убегать никуда от своего прекрасного темного принца, ни терять на лестнице обувь.
На ней было ослепительно красивое платье из темно-зеленого бархата с глубоким вырезом на груди, где переливалось то самое великолепное колье с бриллиантами, которое так нравилось ему на ее обнаженной бледной коже. Он настоял, чтобы она одела его сегодня, хотя она и стеснялась выглядеть так шикарно, но лорд Блэквуд не терпел возражений.
- Моя жена должна выглядеть лучше всех, - сказал он хорошо знакомым ей властным тоном, застегивая ожерелье позади ее шеи.
Она чувствовала на себе восхищенные взгляды мужчин, и это смущало ее, Люси не привыкла быть в центре внимания. Блэквуд чувствовал себя в обществе легко и непринужденно, он почти не говорил, и они держались в стороне, но, казалось, от него волнами исходила атмосфера могущества и харизмы, которая гипнотизировала и притягивала к нему людей. На его руке Люси чувствовала себя защищенной. Леди Финчли была в восторге от их появления, она рассыпалась в любезностях перед лордом Блэквудом и «дорогой, очаровательной леди Люси». Она представила леди Блэквуд другим великосветским дамам, в сдержанных улыбках которых сквозила явная зависть. Люси протанцевала первый вальс с мужем, уверенная, что все заметили, как она один раз запнулась.
- На нас все смотрят… - прошептала она Генри.
- Пусть смотрят, - улыбнулся он, кружа ее в танце. – Ты великолепна, моя маленькая фэйри.
Потом она немного осмелела – возможно, тому было виной выпитое искристое шампанское, необычайно вкусное и легкое, но, тем не менее, ударявшее в голову – и по настоянию мужа приняла приглашение на танец от еще нескольких джентльменов. Она стеснялась смотреть им в глаза, но они, казалось, были очарованы ей.
Наконец она устала, и прислонилась к колонне у двери, обмахиваясь зеленым с золотом веером в тон платья. Лорд Блэквуд чуть в отдалении разговаривал с леди Финчли, наклонившись к ней и пуская на нее все свое очарование. Люси подумала, что если бы леди Финчли не была такой старой, толстой и уродливой, да к тому же кудахтающей, как курица, она бы, пожалуй, приревновала к ней своего мужа. Эта мысль заставила ее хихикнуть в веер. Пожалуй, она все же выпила слишком много шампанского, подумала Люси, опираясь спиной на приятно-прохладный мрамор колонны и заметив, как через зал к ней пробирается какой-то мужчина. Она уже приготовилась отклонить приглашение на танец, как вдруг узнала его и похолодела. Этот темноволосый молодой человек приятной наружности был тогда в той комнате, она узнала его лицо, искаженное тогда темным экстазом, обращенное на то, как Генри с ней на алтаре… Она в панике взглянула на мужа, но тот был увлечен разговором и не видел ее.
Она попыталась незаметно выскользнуть из зала, но он оказался быстрее ее. С ужасом глядя в его улыбающиеся глаза, когда он учтиво поклонился ей, не отводя от нее взгляда, она поняла, что сомнений быть не может – это был именно он. Где-то послышался звон падающего разбившегося стекла.
- Вы выглядите просто великолепно… этот зеленый цвет вам так к лицу, - его глаза блеснули, он поднес ее руку к своим губам.
- Сэр, вы ошиблись, мы не представлены друг другу… - прошептала она и попыталась отойти, но он удерживал ее.
- Не представлены – возможно… - ей не нравилась его улыбка и его плотоядный взгляд, который он не сводил с нее. – Но мы ведь виделись с вами прежде, дорогая леди… Бокал шампанского? – он выхватил с подноса слуги, разносившего напитки, хрустальный бокал, наполненный искрящейся золотистой жидкостью. – За случайную и такую радостную встречу?
Она слабо отклонила предложенный бокал.
- Вы ошибаетесь, сэр, мы не знакомы… должно быть, вам это приснилось…
- О да, приснилось, - его глаза загорелись, он все еще стискивал ее руку. Она поняла, что он выпил лишнего. – И это был такой прекрасный сон! О, конечно, вы были под маской, но я бы узнал вас из тысячи других… Такая страсть… та восхитительная темная картина до сих пор стоит перед моими глазами, - хрипло зашептал он. – Ваше прекрасное тело – я ведь запомнил каждый изгиб, каждую черточку, вот эту родинку на вашей правой груди, которая так соблазнительно виднеется в вырезе вашего платья – я видел, как ваше тело отзывалось со всей страстью, когда он овладевал вами на плите, как вы стонали под ним… Нет-нет, постойте… я бы никогда не подумал, что женщина, так отдающаяся дьявольскому наслаждению на жертвенном алтаре, способна так прелестно краснеть… о, вы – Геката, богиня ночи и мрака, вам незачем бояться меня, ведь я ваш друг…
- Лорд Ковард? Похоже, вы решили проявить заботу о моей жене? – голос Блэквуда прозвучал холодно и с тенью угрозы, несмотря на его улыбку.
Ковард тут же выпустил ее руку, и побледневшая в смятении Люси с благодарностью взглянула на появившегося рядом мужа.
- Добрый вечер, сэр Генри… чудесный прием, не правда ли? Я как раз говорил леди Блэквуд о чудесных случайных встречах… это ведь она, да? – он понизил голос, глаза горели лихорадочным блеском.
- Вы пьяны, Ковард… - процедил сквозь зубы Блэквуд. - Это моя жена, леди Люси Блэквуд. Вы что-то другое имели в виду? Думаю, я не должен вам напоминать о том, что истинный джентльмен… умеет хранить молчание? – он взял лорда Коварда под локоть и довольно настойчиво подтолкнул к выходу из залы. – Благодарю вас, что позаботились о моей жене, - сэр Генри взял из руки Коварда бокал шампанского и протянул его Люси. Она машинально сделала глоток. Ее муж ободряюще улыбнулся ей, уводя Коварда из залы и что-то негромко говоря ему на ухо, от чего Ковард, несмотря на располагающе учтивую улыбку лорда Генри Блэквуда, заметно побледнел.
Люси допила шампанское, чтобы немного успокоиться. Это возымело действие – ее руки прекратили дрожать, но в голове закружилось и перед глазами все слегка поплыло. Нет, все же слишком много шампанского на один вечер. Ее щеки пылали, и жар лишь усиливался ощущением жгучего стыда от того, что тот человек, лорд Ковард, узнал ее, он видел, что происходило с ней на том бесстыдном ритуале, любовался на их с Генри совокупление на залитом кровью жертвеннике, кто еще мог видеть и узнать ее, несмотря на то что ее лицо тогда закрывала маска? Кто еще из собравшихся на этом балу улыбался ей и обменивался с ней светскими любезностями, видя перед глазами при этом ее обнаженное тело, отдающееся руководящему черной мессой Блэквуду? Она поднесла руку к лицу, то ли шампанское было тому виной, то ли ужасная встреча с Ковардом, но слабость внезапно накатила на нее волной.
- Вам дурно, мэм? – послышался рядом с ней чей-то участливый вежливый голос. – Может быть, вам необходим глоток свежего воздуха? Я могу проводить вас до балкона.
Подняв глаза, она увидела перед собой пожилого мужчину лет шестидесяти – шестидесяти пяти, он был изысканно и со вкусом одет, ее внимание привлекло необычное золотое кольцо с символом быка на его пальце. Что-то в его лице показалось ей неприятным, но это выражение смягчали его глаза, их цвет показался ей красивым. Впрочем, нет ничего удивительного в том, что орехово-зеленый цвет глаз кажется ей красивым, подумала Люси с улыбкой.
Она с благодарностью кивнула ему, и он пропустил ее вперед себя в дверь коридора. С балкона доносился свежий воздух, и она почувствовала себя лучше. Она уже хотела повернуться и поблагодарить джентльмена, пришедшего ей на помощь, как он внезапно схватил ее за руку и, быстро оглянувшись по сторонам, зашептал ей, приблизив свое лицо к ее:
- Вы не знаете меня, леди Люси, но я знаю вас… Вы в смертельной опасности. Вам нужно немедленно уехать из Лондона.
- Но, простите… - Люси прямо таки оторопела. Голова у нее все еще кружилась, и его лицо слегка двоилось перед глазами. – Я не могу уехать… здесь мой муж, лорд Блэквуд… Кто вы такой, сэр?
При упоминании имени ее мужа лицо старика исказилось.
- Я сэр Томас Ротерам. Поверьте мне, леди Люси, я друг вам и желаю вам только добра… Ваш муж – чудовище. Он разрушает все, к чему прикасается, и быть рядом с ним означает верную гибель. Уезжайте из Лондона, леди Люси, ваша жизнь и душа в страшной опасности. Если понадобится, я готов вам помочь, я дам вам денег, сколько потребуется… умоляю вас, спасайте себя.
- Что вы делаете рядом с моей женой?! – железная хватки руки лорда Блэквуда стиснула ее предплечье и рванула на себя от сэра Томаса Ротерама, так что Люси чуть не упала. По виду Генри она поняла, что он в страшной ярости: его лицо побелело, черты исказились, губы слегка подрагивали. Она видела его таким только один раз – в то происшествие с ее горничной, когда он тоже пришел в страшное бешенство и был похож на дикого зверя.
- Генри, этот джентльмен не сделал мне ничего плохого… - она попыталась успокоить его.
- Замолчи, - приказал он ей. Он даже не посмотрел на нее, его глаза были прикованы к Ротераму, взгляд, казалось, метал молнии. Его сильные пальцы до боли сжимали ее руку. - Моя жена еще очень юна и неопытна, ей позволительно было ошибиться, назвав вас джентльменом.
- Кажется, вы причиняете своей жене боль. Приятного вам вечера, лорд Блэквуд, - холодно бросил сэр Томас Ротерам, его лицо было спокойным, но в глазах Люси заметила проблеск страха. – Я всего лишь говорил леди, что атмосфера Лондона может пагубно сказаться на здоровье.
- Беспокойтесь о своем здоровье, сэр Томас, - лорд Блэквуд обнажил в улыбке зубы, что придало ему совсем уж хищное выражение. – Ваше время придет… придет очень скоро.
Ротерам презрительно скривил губы в усмешке, но его лицо побледнело. «Ваш муж – чудовище», - все еще звучали в ушах у Люси его слова.
- Пошли. Мы уходим, - резко бросил ей лорд Блэквуд и потащил ее за собой, не выпуская ее руки из своей стальной хватки. Она еле поспевала за ним, казалось, он ничего не видел впереди себя, взгляд был полон ярости. Рука начинала сильно болеть в том месте, где он держал ее, наверное, будет синяк… на глаза у нее навернулись слезы, она не понимала, чем провинилась перед ним, и ей было страшно оказаться причиной его гнева, она помнила ту неконтролируемую вспышку ярости, которую он обрушил на бедную горничную Грейс.
- Мерзавец… атмосфера Лондона… она скоро плохо скажется на твоем здоровье, старый подонок, - сквозь зубы прошипел Генри, когда они уже вышли на улицу и он буквально выволок ее к карете.
- Отпусти меня, Генри, пожалуйста… ты меня пугаешь…
- Держись подальше от Ротерама, Люси, - он развернулся к ней, она отшатнулась от горящей ярости и ненависти в его глазах. Он сжал ее руку еще сильнее, и она подавила вскрик боли. – Ему недолго осталось жить, помяни мое слово. Его ждет красивый резной гроб, подобающий его положению в обществе…
- Генри, ты делаешь мне больно!...
Это немного отрезвило его. Он разжал руку, по лицу пробежало мучительное выражение, когда он увидел расплывающийся по ее белой коже темный синяк.
- Прости меня… - хрипло проговорил он. – Садись в карету, Люси. Мы едем домой.
Она была готова расплакаться, но боялась, что это вызовет в нем еще большую ярость. Этот вечер начинался так хорошо, а закончился так ужасно. Карета тронулась, увозя Люси с ее первого бала. Она бы отдала сейчас все на свете, чтобы он только стал ее прежним ласковым Генри, но он смотрел этим безумным, полным ярости взглядом куда-то вдаль, его дыхание было прерывистым, на лбу выступили капельки пота.
- Что он сказал тебе? – глухо спросил он.
- Чтобы я уезжала из Лондона, что я в опасности, - она боялась сказать ему неправду. – Что ты… чудовище. Он сказал, что даст мне денег, если потребуется…
Его кулак с силой врезался в кожаную обивку кареты. Она подпрыгнула на сиденье от испуга и вскрикнула, зажав рот рукой. Ей было так страшно, он не контролировал себя в эти ужасные вспышки ярости. Слезы все-таки выступили на глазах, она была не в силах сдержать их.
- Прости меня, пожалуйста, Генри… - проговорила она дрожащим голосом. – Если я чем-то провинилась перед тобой или обидела тебя…
- Ты? – он поднял на нее глаза, и она опять увидела, как боль промелькнула в его лице. – Что ты могла сделать… Нет, моя Люси, ты здесь ни при чем… - он прижал ее к себе. – Когда я увидел этого отвратительного мерзавца рядом с тобой, у меня помутилось в рассудке… меня до сих пор трясет от одной мысли, что он прикасался к тебе.
Его тепло успокаивало. Буря, казалось, прошла, и была направлена не на нее… Она прижалась лицом к его груди.
- Ты… любишь меня, Генри? – тихо прошептала она.
- Конечно, моя малышка… я очень люблю тебя, - он крепко сжал ее в своих объятиях, но на этот раз нежно, так, чтобы не причинить боль. Его голос прозвучал как-то сдавленно.
Напряжение от потрясения и облегчение от того, что он не сердится на нее и снова обнимает ее, сказались на Люси, и слезы полились у нее из глаз на его белую рубашку, она цеплялась за него, прижимая его к себе и негромко всхлипывая.
- Люси… сокровище мое, прости меня… Ротерам был прав, я действительно чудовище, - вздохнул он, нежно гладя ее по голове и касаясь оставленного им синяка на ее руке. В его голосе была такая горечь, что она еще крепче обняла его. Его рубашка была уже насквозь мокрой от ее слез. – Я причинил тебе боль, заставил тебя плакать… а ведь я так хотел сегодня видеть тебя счастливой и улыбающейся. Да, кому, как не сэру Томасу Ротераму, разбираться в чудовищах… Ведь это чудовище он сам и породил.
Люси подняла на него заплаканные глаза.
- Что… что ты имеешь в виду?
Он горько улыбнулся. Нежно поцеловав ее в лоб, опять устремил взгляд куда-то вдаль.
- Ты сегодня разговаривала с моим отцом, Люси. Все верно, сэр Томас Ротерам – мой отец.
- Н-но… ты же лорд Блэквуд… разве ты не сын покойного лорда Блэквуда… - Люси не могла поверить услышанному.
- Нет, я бастард. Незаконнорожденный сын почтенного лорда, которого ты встретила на сегодняшнем балу. Я все расскажу тебе, - он поднял руку, предупреждая ее вопрос. – Когда мы будем дома, ладно? Сейчас я… я просто хочу побыть с тобой.
Люси потрясенно кивнула, держа его за руку. Она все еще не могла поверить в то, что он сказал. Но глаза старого сэра Томаса Ротерама действительно были так похожи на глаза Генри… Какую же ненависть он испытывал к своему отцу…
Когда они приехали домой, он усадил ее перед камином в гостиной, укутав ее плечи пледом, так как было прохладно. Сам он сел в кресло напротив, налив себе в стакан немного брэнди.
- Может быть, тебе тоже хочется чего-нибудь после всех сегодняшних событий?
Люси покачала головой.
- Нет, я думаю, мне хватит спиртного на сегодня, - она постаралась улыбнуться. Шампанское уже давно выветрилось из ее крови, но некоторая тяжесть в голове осталась.
Они некоторое время посидели молча, глядя на игру языков пламени в камине. Он был бледен, но уже не в ярости, он выглядел задумчивым и грустным. И каким-то очень ранимым, она никогда не видела его таким прежде. Люси потянулась к нему и дотронулась до его руки. Он улыбнулся, но грусть в глазах осталась.
- Я обещал тебе историю… Но, предупреждаю, моя маленькая Люси, эта история не будет иметь счастливого конца… и едва ли она годится в качестве сказки на ночь.
Люси молча кивнула. Она так хотела знать, что вызывало такую боль в его глазах.
- Ты, конечно, видела в библиотеке портрет моей матери, леди Рейчел Блэквуд? Бабушка Жезебель говорила мне, что в жизни она была еще красивее, чем сумел запечатлеть художник на портрете.
Он вздохнул и сделал глоток из стакана, а потом прикрыл глаза. Люси не хотелось его тревожить, если он устал, но через минуту он вновь заговорил.
- Люси… мне сложно об этом говорить, - его глаза странно блестели. – То, что я скажу тебе сейчас… не знает ни одна живая душа. Я никогда раньше никому этого не рассказывал… думаю, ты скоро поймешь, почему.
- Если тебе тяжело говорить об этом, Генри, не надо… я пойму, - прошептала она, тронутая его доверием.
- Нет-нет, - грустно улыбнулся он, касаясь ее руки, - я хочу, чтобы ты знала все.
Он повернул в руке стакан с брэнди, глядя, как отблески огня камина играют на его гранях.
- Ты помнишь наш самый первый ритуал в нашу первую брачную ночь?
- Конечно… - она улыбнулась и слегка покраснела. Та ночь была незабываемой… тогда она впервые узнала его как мужчину, он взял ее на жертвенном алтаре, а потом она заснула в его объятиях. Воспоминания об этом до сих пор заставляли ее кровь струиться быстрее.
- Если с помощью одного ритуала лишить невинности девственницу, обладающую магической силой, эта сила перейдет к тебе, мужчине, который сделал это, - продолжал он, его голос был глухим. – В тебе течет кровь фэйри, моя Люси, и вместе с твоей любовью я взял и эту силу. Моя мать, леди Рейчел… тоже обладала такой силой. Ты знаешь легенду об ирландской волшебнице Деирдре… эта сила, вместе с кровью Дракона, от которого происходили предки Деирдре О'Коннор, переходила в нашей семье из поколения в поколение. К тому же, леди Жезебель Брэнд обладала собственной силой… эта сила была темнее, чем волшебство древних кельтов, но никак не менее могущественной. И все эти магические потоки перекрестились в моей матери, юной Рейчел Брэнд. Представляешь, каким лакомым кусочком она была? Она, наследовавшая силу Деирдре и Жезебель и обладавшая своей собственной.
Люси поежилась. Юная красавица Рейчел Брэнд стояла у нее перед глазами, дерзко улыбаясь и глядя ореховыми глазами из-под длинных пушистых ресниц. Та великолепная картина была полна света, но история Рейчел была полна тьмы.
- Ей было семнадцать, когда она родила меня. Меньше, чем тебе сейчас, Люси. Она была очень красивой, своевольной и непослушной, и очень уверенной в своих силах. Рейчел была очень юной, и думала, что ей принадлежит весь мир. С какой-то стороны, это было так – весь Лондон был без ума от нее. Мужчины влюблялись в нее, женщины завидовали ей, о ней все говорили. Лорд Чарльз Блэквуд, один из знатнейших и богатейших джентльменов страны, сделал ей предложение. Она сказала ему, что подумает. Она была очень свободолюбивой и не позволяла никому управлять собой… сознательно. Она очень любила жизнь… Леди Жезебель рассказывала мне, что Рейчел, несмотря на настойчивые ухаживания лорда Чарльза Блэквуда и дюжины других самых завидных холостяков Англии, тесно дружила с другим джентльменом, но он попал в опалу при молодой королеве, и вынужден был уехать из страны. Рейчел знала о своих силах – она самозабвенно занималась магией. Сначала ее учила ее мать, Жезебель – поэтому в случившемся после часто обвиняли леди Брэнд. Правда же была в том, что Рейчел просто не желала никого слушать. Жезебель предостерегала ее от общества Ротерама и ему подобных, но моя юная взбалмошная мать просто отмахивалась от «глупых» опасений.
Сэр Томас Ротерам тогда был еще молод, но уже переполнен амбициями. Он мечтал о власти и силе – как в высшем обществе, так и в тайном мире магических орденов. Ротерам очаровал Рейчел – он восхвалял ее способности, называл чуть ли не богиней. Ввел ее в могущественный Орден Четырех Стихий, членом которого он являлся и главой которого тайно мечтал стать – это был беспрецедентный случай, первый раз, когда женщина вступила в Орден. Она никогда не любила его. Но ей льстило все это, проявление ее магических способностей не вызывало сомнений, и все преклонялись перед ней, по крайней мере, ей так казалось. Восхищение Ротерама и его товарищей, таинственная атмосфера мистических опытов, чувство принадлежности к чему-то тайному и великому – все это вскружило ей голову. Рейчел воображала, что только ее «собратья» понимали ее. Как я сказал, она была еще очень юной, уже успела познать горечь потери близкого друга, но еще совсем не знала жизни – ни в лондонском свете, ни в оккультных обществах.
Однажды, в тщательно выбранную по астрономическим подсчетам ночь, ее пригласили в один дом. Ей сказали, что ее магические силы потребуются для одного очень важного ритуала. Рейчел так гордилась своими силами, особенно когда Ротерам и его приспешники превозносили их до небес… конечно, она согласилась. Когда она поняла, в чем дело, было уже поздно. Они привязали ее к жертвеннику, и Ротерам изнасиловал ее. Судя по всему, он добился желаемого и взял ее силу себе, так как в скором времени его провозгласили главой Ордена.
Люси сидела, не в силах пошевелиться. Это было настолько ужасно, что ее разум отказывался воспринимать это. Ей снова представилась Рейчел Брэнд на портрете, такая юная и красивая, с чертами лица, напоминающими Генри, но более мягкими, с сияющими глазами и нежной улыбкой. Такая радостная и счастливая, почти ребенок.
Генри поморщился и провел рукой по глазам, ставя на столик недопитый стакан с брэнди.
- Я никогда не знал ее… - прошептал он. – Но эта картина стоит у меня перед глазами. Жезебель говорила, это потому, что ее дух оставил отпечаток в этом мире. Отпечаток боли и ужаса. Люси, когда я ритуально лишал тебя невинности… я старался быть нежен с тобой. Я хотел, чтобы тебе это понравилось. Чтобы ты испытала удовольствие, отдавая мне свою Силу и свое тело. Ротерам был лишен этих забот. Он не любил Рейчел Брэнд, как я люблю тебя. Ее тело было для него всего лишь инструментом получения власти, и ему было все равно, что она чувствует.
Когда я пытаюсь представить, что она чувствовала в тот ужасный момент, я не могу не содрогаться. Хотя я много что успел повидать, Люси, и много что совершал сам… меня всегда пробирает холодная дрожь при мысли о той мерзости, которую совершили над глупенькой невинной девушкой, ставшей моей матерью. О том, что она чувствовала. Представь себе, Люси… она ложится на алтарь все еще добровольно, все еще думая, что это одна из их увлекательных мистических игр… когда они разводят в стороны ее руки и ноги и привязывают их, она понимает, что что-то не так, и пугается… пытается поймать взгляд Ротерама и просит отпустить ее… Но он даже не смотрит на нее. Они задирают на ней юбки и рвут ее одежду… Она зовет на помощь, но никто ее не слышит… она плачет, но ее слезы никого не трогают. Они все стоят и смотрят, в то время как Ротерам силой берет ее, и она кричит от боли и стыда.
Потом они накинули на ее голову мешок, посадили в карету и выбросили на лужайку около ее дома. Бабушка Жезебель хорошо это помнила, в эту ночь они с мужем не находили себе места, не зная, где их дочь… когда они подняли трясущуюся Рейчел, ее белое платье было порвано и запачкано ее девственной кровью, она громко рыдала в истерике и вырывалась, не понимая, где она, что она уже в безопасности…
А через некоторое время она поняла, что беременна. Несколько раз она пыталась себя убить. Возможно, было бы лучше, если бы у нее тогда это получилось, и я бы никогда не родился на свет, - горько усмехнулся Генри. – Но затем она смирилась… Она не выходила из дома и проводила дни, глядя в окно отсутствующим взглядом. Она начала разговаривать сама с собой. Муж Жезебель пытался отомстить Ротераму, обесчестившему его дочь… но Орден подстроил несчастный случай, лошадь Брэнда понесла… он погиб. Ты видела роскошный склеп в Хэмпшире – его приказала построить для него Жезебель. Она говорила мне, что я на него похож…
Лорд Чарльз Блэквуд, помолвленный с Рейчел, поступил как джентльмен. Несмотря на позор, обрушившийся на нее, он взял ее в жены и окружил роскошью и вниманием. Но ничто не могло утешить Рейчел. Ее здоровье таяло, доктора выражали серьезные опасения. Жезебель обладала Силой, когда-то она чудесным образом спасла моему деду жизнь, но здесь даже она была бессильна. Позже она говорила мне, что Рейчел просто не хотела жить. Роды были очень тяжелыми, она умерла через два дня после того, как подарила мне жизнь. Она успела только назвать меня и взять с Блэквуда обещание, что он позаботится обо мне и сделает меня своим наследником, как если бы я был их собственным сыном. Он согласился. Он очень любил ее.
Видишь, Люси… считается, что дети – это плоды любви. Я же был плодом боли, страха и ненависти. Стоит ли удивляться, что моя мать умерла через два дня после моего рождения? – с горечью усмехнулся он.
- Ты в этом не виноват… - прошептала Люси. Она была смертельно бледной, ужас от ее рассказа парализовал ее. Она не могла поверить, что все это действительно случилось с его матерью, это было слишком страшно.
- Леди Жезебель хотела сама воспитывать меня… после смерти мужа и дочери она осталась совсем одна. Но Чарльз Блэквуд не дал ей этого. Он винил ее в том, что случилось с Рейчел. Ведь, если бы Жезебель не вызвала в ней интереса ко «всей этой оккультной ахинее», как он презрительно называл магические искусства, Рейчел бы не связалась с мерзавцем Ротерамом. И еще он боялся ее. Жезебель многие боялись… в ней было что-то такое, что внушало смутный потаенный страх. Блэквуд сдержал слово, данное моей матери, - на губах Генри играла горькая улыбка. – Он дал мне все – образование, воспитание, роскошь. Титул своего наследника. Все, кроме любви, разумеется. Ведь я не был его сыном. Я был сыном негодяя, изнасиловавшего женщину, которую он любил, укравшего ее у него, так же как я должен был украсть его титул, по его собственному обещанию, данному у ее смертного одра. Он ненавидел меня. Он считал, что это я убил ее. Он закрывал меня на чердаке, и со временем я даже научился находить в этом какую-то странную радость. Я перестал бояться темноты, и воображал, что ухожу в свой, особенный и волшебный, мир, где никто не может причинить мне вред. После смерти Рейчел, которую он так любил, Чарльз Блэквуд стал пить. Часто, когда он напивался, он избивал меня.
Не смотри на меня с таким ужасом, Люси, - усмехнулся он, глядя на то, как она побледнела, - многие люди в Англии бьют своих детей, особенно если ты посмотришь на находящиеся ниже по социальной лестнице классы. Правда, не все делают это палкой. У сэра Чарльза была превосходная трость из черного дерева, с тяжелым металлическим набалдашником. Это было даже больнее, чем когда он бил меня ногами. Потом я лежал, запертый на чердаке, кусая губы от боли, и думал, как же я ненавижу эту трость. Когда я был маленьким, я ненавидел трость больше его самого. Мне казалось, она живое существо, питающееся моей болью и моим страхом. Иногда он избивал меня до такого состояния, что я терял сознание, и для меня приходилось вызывать врача. Доктору говорили, что я упал с лестницы. Я «падал с лестницы» несколько раз… разумеется, доктор и прочие предпочитали закрывать на это глаза, лорд Чарльз Блэквуд был могущественным и влиятельным, а также идеальным джентльменом в глазах общества. Кому какое дело, как он воспитывал мальчика, по упорно ходившим слухам даже не являвшегося его сыном? Бабушка, один раз увидев мои синяки, попыталась вмешаться… мне было лет семь… я помню, как они кричали друг на друга. Жезебель крикнула, что если он еще раз тронет меня хоть пальцем, то скоро отправится в могилу. В итоге, ей отказали от посещений дома, и в следующий раз я увидел ее только через три года.
Это было, когда мне исполнилось десять. Она подарила мне самый чудесный подарок. Это была книга – я тогда читал все без разбору, что только мог найти в библиотеке Блэквуда – но это была совершенно особенная книга. Она рассказывала о самых различных фантастических существах и чудовищах, в книге были большие красочные иллюстрации, с которых смотрели эти волшебные создания. Бабушка тогда сжала мою руку – у нее всегда были очень холодные руки, но мне это нравилось… и прошептала, что все они живые, если только верить в них. Что они могут стать моими друзьями и открыть мне тайный мир, который будет принадлежать только мне. Я не мог оторваться от книги, я всюду носил ее за собой, даже положил ее под подушку, когда лег спать. Я последовал ее совету и позволил им перенести меня в свой волшебный мир. Эти драконы, единороги и василиски действительно были как живые… когда я слишком долго смотрел на картинки, мне казалось, что они начинают двигаться. Я плохо понимал, что такое друзья, потому что друзей у меня никогда не было, но они определенно были всем, что у меня было. Я придумывал истории с их участием – и всегда неизменно становился их повелителем.
В один вечер сэр Чарльз застал меня с этой книгой у камина и пришел в ярость, в один из своих неконтролируемых пьяных припадков. Он снова избил меня, сильнее, чем прежде, железный набалдашник его трости был весь в крови – я почему-то особенно четко это запомнил. И он бросил мою книгу в камин. Он крепко держал меня, прижав к полу, несмотря на то что я вырывался, пытаясь дотянуться до книги, достать ее голыми руками из огня… он был сильнее, конечно же. Я смотрел, как они съеживаются в огне и превращаются в пепел… их крылья и когти чернели и тонули в пламени. «Ты всего лишь грязный бастард… маленький ублюдок… - шептал он мне на ухо, заламывая мне руку за спину, это было дико больно, но мне было невыразимо больнее от того, что огонь пожирает моих существ и мой волшебный мир. Я чувствовал его пропахшее алкоголем дыхание. – Когда нибудь у тебя будет все, чего ты, ублюдок, никогда не будешь достоин, потому что я так обещал ей, твоей матери, которую ты убил… Но пока я жив, у тебя не будет ничего, я клянусь тебе… чтобы ты знал свое место. Чтобы ты помнил, кто ты и чего заслуживаешь, мерзкое ничтожество!»
Через несколько дней в особняке лорда Чарльза Блэквуда случился пожар. Его не смогли спасти – огонь обрушил части дома, и он оказался в ловушке. Его крики о помощи сменились дикими воплями боли… когда огонь был потушен и до него смогли добраться, он уже был почерневшим и обезображенным огнем трупом. Он сгорел заживо.
Я стал лордом Блэквудом в десять лет. А также одним из богатейших людей в Англии. В то время я пребывал в каком-то оцепенении… я еще не оправился от перелома, которым наградил меня мой отчим в качестве предсмертного подарка. Меня все жалели, ведь я остался круглым сиротой в таком юном возрасте. А я смотрел на его гроб – закрытый, его тело было слишком изурудовано – и надеялся, что он продолжает гореть в аду.
Опекунство надо мной назначили бабушке Жезебель, ведь у меня не оставалось других живых родственников. Я помню, как на похоронах она подошла ко мне и положила руку мне на плечо. От этого моя сломанная рука почему-то перестала болеть. Я поднял на нее глаза – и в ее взгляде увидел, что она знает все. На мгновение я испугался, но она улыбнулась мне из-под траурной вуали, и в этой улыбке я узнал моих драконов, исчезнувших в огне. Она забрала меня в замок Брэндов в Хэмпшире в тот же день. Я больше никогда не переступал порог родового поместья Блэквуда. Позднее я его продал, оно стоило колоссальное состояние… а потом узнал, что оно сгорело. Жезебель говорила мне когда-то, что некоторые места умеют хранить в себе воспоминания. Она еще многому учила меня… но это уже другая история.
Он замолчал, откинувшись на спинку кресла. Повисла тишина, нарушаемая лишь тиканьем часов и потрескиванием огня в камине. Люси не знала, что сказать… ее переполняли самые различные и противоречивые чувства, от ужаса и отвращения к его безжалостным отцу и отчиму, до содрогания от несчастной судьбы его матери, до острого сострадания к маленькому мальчику, лишенному любви и тепла, истязаемому и унижаемому, превратившемуся в погрязшего в темных искусствах могущественного и почти чудовищного чернокнижника – и мужчину, которого она так любила… Стакан с брэнди соскользнул со столика и упал, разбившись на осколки.
- Это… это так ужасно, Генри… - она наконец осмелилась нарушить тишину. Ее голос дрожал, и она никак не могла унять эту дрожь. Слова были такими бессмысленными… но она должна была что-то сказать. – Мне жаль…
- С того времени прошло уже больше тридцати лет, Люси, - он усмехнулся, глядя в камин.– Того мальчика, потерянного и избитого, больше нет. Иногда мне кажется, что он сгорел еще раньше сэра Чарльза Блэквуда - в том огне, со своими волшебными зверями…
- При мысли о том, что тебе пришлось перенести… меня словно парализует, - прошептала она. – Как же тебе должно было быть больно…
- Мне не нужна жалость, Люси, - его глаза блеснули в темноте, взгляд стал жестче.
- Нет. Но тебе нужна любовь, - не дожидаясь его приглашения, она встала со своего места и опустилась на край мягкого сиденья большого кресла, в котором он сидел. Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но она крепко-крепко обняла его, прижимая его к себе, прижимаясь лицом к его плечу и груди. Он напрягся, но затем расслабился и положил ладонь ей на голову, слегка поглаживая ее волосы и обнимая ее в ответ другой рукой.
- Я знаю, что ты сильный, ты самый сильный… - шептала она, сжимая его в объятиях так крепко, словно боялась отпустить. - Иначе бы ты и не смог пройти через все это, мой Генри, мой Принц Тьмы… Но я люблю тебя. И я больше никому и никогда не позволю причинить тебе боль…
Он прижал ее к себе.
- Спасибо… - еле слышно прошептал он. Его голос тоже дрожал, и когда она стала целовать его, обнимая за шею и скользя руками по его спине, она заметила, что его глаза блестят.
Большие часы-маятник у камина показывали начало пятого. Он выглядел бледным, под глазами у него залегли усталые круги… но он был тронут ее любовью, тронут до такой степени, что его рука сжала подлокотник кресла в попытке не показать своей слабости. Люси сделала вид, что не заметила, как влажно блестят его темно-зеленые глаза, лишь крепче прижала его к себе и провела пальцами по его щеке, по сильной линии его челюсти, где, несмотря на то что он был гладко выбрит, залегли темные тени.
- Пойдем в постель… - тихо сказала она.
Он улыбнулся, впервые за этот слишком длинный вечер не жутковато-горькой улыбкой, а теплой и ласковой.
- Генри… ты женился на мне, чтобы взять мою Силу, да? – прошептала она, чуть улыбнувшись в ответ.
Его улыбка стала шире, и обычное выражение абсолютной уверенности в себе немного вернулось к нему.
- Если бы я хотел только взять твою Силу… мне бы не нужно было для этого жениться на тебе, - он усмехнулся и притянул ее к себе.
В эту ночь она любила его безгранично нежно, в этот раз они не предавались страстным и темным экспериментам. Она осыпала его поцелуями и словами любви, и, когда после в этот раз нежной и спокойной близости он заснул, прижимая ее к себе, Люси смотрела на него, спящего, в туманном полусумраке занимающегося рассвета, чувствуя его тепло и понимая, что он смысл ее жизни, и ради того, чтобы он был счастлив, она сделает все, что угодно.

@настроение: я так люблю Генри...

@темы: творчество, "Величайшая Власть"

---

"Величайшая Власть", глава уже 10

Ничего себе, уже 10 глав и почти 70 вордовских страниц Предупреждаю всех, что с этого юбилея начинается Жесть)) И дальше будет только хуже...

10: ЛОНДОН

Если раньше Люси немного пугало путешествие в столицу, то сейчас она пребывала в радостном воодушевлении и восторге. Время в дороге пролетело, как один миг… откинувшись на мягкие кожаные подушки кареты и глядя на затянутые туманом сельские пейзажи, она слушала, как Генри читает ей о Годфри и Деирдре из книжечки леди Жезебель Брэнд. Леди Блэквуд находила, что понимает чувства леди Гизборн – Деирдре так же, как и ее, ждало неизведанное, но тоже рядом с любимым мужчиной, ставшим ее мужем. Но, в отличие от Деирдре, Люси не была принцессой крови, и в тайном уголке ее сознания ей очень льстила мысль, что весьма скоро ее узнают как жену лорда Генри Блэквуда.
Лондон ошеломил ее, оглушил новыми впечатлениями и ощущениями. Она видела столицу прежде, но совсем маленькой девочкой, до того как Шелтоны вынуждены были переехать в деревню из-за болезни леди Джейн, и поэтому ничего не помнила. Теперешним ее первым впечатлением от Лондона был огромный, казалось, живущий своей жизнью, как какой-нибудь раскинувший свои щупальца гигантский спрут, город, встающий серыми стенами многочисленных и разномастных строений из тумана и смога. Их карета подъезжала к Лондону, когда день уже клонился к закату, и в багровом отсвете заходящего солнца на крышах уходящих к горизонту домов Люси почудилось что-то адское и зловещее. Впрочем, скоро эти мрачные предчувствия потонули в восхищении, с которым она смотрела на высящиеся соборы, старинные и великолепные памятники архитектуры и ряды блестящих магазинов, когда карета выехала на центральные улицы Лондона.
Их дом располагался на Пикаддили в Мэйфэйр, одном из самых фешенебельных кварталов города, это было впечатляющих размеров монументальное здание, с портиком парадного крыльца в античном стиле с огромными колоннами из темного мрамора. Внутреннее убранство особняка было не менее роскошным и поражающим воображение, чем внешний фасад, пожалуй, столичный дом был обставлен еще богаче, чем загородный замок лорда Блэквуда. Генри, улыбнувшись, сказал, что часто принимает здесь гостей – возможно, поэтому атмосфера дома была еще полнее тех мрачных эффектов с налетом театральности, которые так любил лорд Блэквуд, чем в его поместье в Хэмпшире. Большинство портьер были черными и расшитыми золотом, среди скульптур обнаженных античных статуй попадались и более гротескные и пугающие изваяния, и сюжеты картин в богатых золоченых рамах были далеки от невинных, а временами просто пугающи. Но Люси вскрикнула от радости, когда узнала большую картину, висевшую над парадной лестницей – это был ее портрет, написанный в Хэмпшире, она с распущенными по плечам темными волосами стояла босиком на траве под ивой, большие глаза смотрели испуганным и растерянным взглядом.
- Твоему отцу она не понравилась, - шепнул ей на ухо ее муж, привлекая ее к себе. – Я взял на себя смелость взять ее в свой дом, ведь она так прекрасна… как и моменты, сопутствующие ее написанию, - он наклонился к ее шее и поцеловал ее долгим дразнящим поцелуем, слегка кусая нежную кожу.
Кровать из резного темного дерева в большой спальне была просто огромной, Люси подумала, что на ней могут уместиться человек пять. Спинку кровати и столбики украшали искусно вырезанные фантастические фигуры фавнов и сатиров, и еще каких-то существ, которые заставили Люси вспомнить со смущением мохнатых демонов из ее сна. Когда лорд Блэквуд опустил ее на постель, Люси поняла, что кровать была не только впечатляющей воображение, но и очень мягкой.
В ту ночь он опять любил ее, и хотя по приезде Люси казалось, что дорога сильно утомила ее, в постели с ним усталость быстро улетучилась. В этот раз он показал ей нечто новое – спускаясь поцелуями по всему ее телу, он раздвинул ее ноги и стал целовать ее там, в самом сокровенном месте, и она задохнулась от нахлынувших ощущений. Она думала, что они уже изведали все, но это было не сравнимо ни с чем. Его губы ласкали ее, а язык проникал внутрь, ей казалось это чем-то очень постыдным и запретным, но вместе с тем это приносило невыразимое наслаждение. Когда она вцепилась ему в плечи и закричала, он усмехнулся и погладил ее по бедру.
- Ты такая сладкая… - выпрямившись, он облизнулся, и в глазах блеснули дьявольские искорки. – Это восхитительный вкус греха, моя дорогая… у тебя он совершенно особенный, наверное, потому что ты мой падший ангел, - наслаждаясь тем, как она покраснела, он подмигнул ей. – Хочешь попробовать, каков на вкус Дьявол?
Опустив ее на колени перед собой, он прошептал:
- Я тебя научу…
Когда он заполнил ее рот, ее щеки залила краска, но ей не было это неприятно. Направляя ее мягкими приказами, он потянул ее за волосы, и по мере того как его стоны становились громче, она испытывала все большее удовольствие от того, что является участницей чего-то восхитительно запретного, и делает ему приятно.
Когда она засыпала в его объятиях на его плече, уютно утопая в огромной постели, это чувство все еще согревало ее.
- Тебе понравится в Лондоне… - шепнул он ей, и она хихикнула в ответ. Он заставлял ее чувствовать себя порочной, и ей начинало это нравиться. Кроме того, с ним она чувствовала себя абсолютно защищенной, и это, вкупе со всем остальным, дарило просто невыразимое и почти осязаемое счастье.
Ее голова шла кругом от новых, ослепительных впечатлений. Лорд Блэквуд осыпал ее подарками и вниманием, и знакомил ее с Лондоном во всем его блеске и великолепии. Ее приводили в восторг платья, сшитые по последней парижской моде, ее муж предпочитал в своей одежде темные и сдержанные тона, но для нее шились платья всех расцветок радуги, некоторые казались ей даже слишком яркими, но это не составляло проблемы, так как он восхищался ей и в светлых кремовых тонах нарядов из лучших и самых дорогих тканей. Модистки просто обожали ее, в основном, конечно, потому что лорд Блэквуд сыпал деньгами, и Люси пару раз чуть не теряла сознание во время пошивов и примерок от их верещания и обилия разноцветных тканей, материалов и лент вокруг. Иногда ей помогала Дженни, входившая от всего этого великолепия прямо-таки в священный экстаз, упоминавшийся в нескольких мистических книгах Блэквуда, но миссис Фитц-Брайан всегда выбирала самые дикие расцветки. Как-то раз она, примеряя шляпку с небесно-голубым пером, сказала, что женщине необходимы яркие цвета, чтобы обольстить мужчину, и именно так это и происходит в природе. Люси, улыбаясь, ответила на это, что она уже вышла замуж за мужчину своей мечты – а что до природы, то там, как ей казалось, именно самцы привлекают своих дам яркими красками, чего ей не понять, так как ее супруг предпочитает в основном черное. Дженни загадочно улыбнулась и подняла глаза к потолку, пробормотав что-то, чего Люси не разобрала в щебетании французской портнихи.
Генри баловал ее чрезмерно – он говорил, что ко всем этим платьям нужны соответствующие «аксессуары» и буквально осыпал ее драгоценностями. Люси боялась подумать о том, сколько все это может стоить. Однажды вечером, когда она уже готовилась ко сну, он вошел в спальню и преподнес ей изящную коробочку. Когда она открыла ее, там оказалось огромное колье, усыпанное крупными индийскими бриллиантами. Он заставил ее примерить его – на голое тело, сняв с нее пеньюар, сказал, что хочет видеть, как поблескивают бриллианты на ее обнаженной коже, в то время как он занимается с ней любовью.
Он водил ее в оперу, сам выбирая для ее выходов в свет наряды и драгоценности. Она чувствовала себя неловко такой разряженной, но ему, казалось, приносили удовольствие перешептывания и взгляды, брошенные на нее. Лорд Блэквуд, с его громким титулом, богатством и мрачно-загадочным обликом, вкупе с ходящими о нем таинственными слухами, был хорошо известен в свете, и его женитьба на неизвестной девушке из Хэмпширской глуши, больше чем вдвое младше его и не имевшей ни гроша, вызвала фурор. Генри со смехом говорил ей, что теперь ее возненавидят все незамужние лондонские дамы в возрасте от пятнадцати до сорока, так как он считался крайне завидной партией. Он шутил, Генри практически не скрывал того, что презирает свет, но, казалось, ему доставляет удовольствие находиться всегда в центре внимания. Любопытство к молодой леди Блэквуд вновь подняло на поверхность старые слухи о безумии покойной матери Люси, леди Джейн Шелтон, и обрывки сплетен долетали до нее, что расстраивало ее. Когда она рассказала об этом Генри, он, улыбнувшись и обняв ее, сказал:
- Обо мне всегда говорят. Я, правда, обращаю на это не больше внимания, чем на жужжание назойливых мух – ты тоже должна научиться этому, моя дорогая, потому что теперь они будут говорить и о тебе, ведь ты леди Блэквуд.
Впрочем, она тут же забыла о перешептываниях и косых взглядах, когда опера началась. Она еще никогда не была в опере и не представляла себе, что это такое, мощная музыка захватила ее целиком, и она просидела все время, вцепившись в подлокотники кресла от волнения, с глазами, поблескивавшими от слез. Генри был рад, что ей так понравилось.
- Когда я смотрю на тебя, я вижу полного неподдельной радости и интереса ребенка. Ты так не похожа на всех этих полных притворства великосветских дам, моя фэйри, и мне это безумно приятно, - сказал он.
В опере она мельком видела королеву, которой ее представили на следующем грандиозном приеме. Это была маленькая старая женщина, вся в трауре по своему много лет назад умершему мужу. Сложно было поверить, что она стоит во главе самой могущественной в мире империи. Королева улыбалась, но в ее глазах была грусть, и Люси не могла втайне не пожалеть ее – потерять любимого человека, должно быть, было страшнейшим горем, она не представляла себе, как смогла бы жить без Генри.
- Когда-то я чуть не был вынужден покинуть Лондон из-за скандала, разразившегося в связи с тем, что я распустил слух, что могу его воскресить, - с усмешкой прошептал он, наклонившись к ее уху.
- Ты бы смог это сделать? – она подняла на него расширенные глаза.
- Смерть – это только начало. Любимая, я могу сделать все, - он улыбнулся, его выделявшийся острый передний зуб опять сделал его улыбку хищной. – Но не для нее. Моя мать не любила королеву.
- Почему?
- По вине королевы Виктории близкий друг моей матери был изгнан из страны. Бабушка Жезебель говорила мне об этом… Но тебя ведь не интересует политика, правда, мое сокровище?
На самом деле, приемы интересовали Люси не намного больше, чем политика, но лорду Блэквуду нужно было появляться в свете. При всем его видимом безразличии к общественному мнению, он умело поддерживал к себе интерес. Так, они часто бывали у леди Джеральдин Финчли, пожилой и весьма грузной дамы, которая, по словам Генри, претендовала на то, чтобы руководить мнением высшего света Лондона. Леди Финчли всегда была несказанно рада их визитам, и, после того, как Блэквуд с самой своей очаровательной улыбкой поднес ее пухлую ручку к губам и попросил оказать покровительство его юной неопытной жене в жестоком лондонском свете, Люси заметила, что неприятные сплетни по поводу ее матери стали постепенно сходить на нет. Возвращаясь от очередного визита к леди Финчли, Генри, смеясь, сказал ей, что эта достойная дама, сама того не подозревая, является его тайным оружием в Лондоне – любое вскользь брошенное при ней слово обрастало самыми удивительными подробностями, и в обществе уже через несколько дней разносились самые невероятные слухи, что только играло на руку загадочной репутации лорда Блэквуда. Впрочем, как убедилась Люси, этот сложный механизм действовал и в обратную сторону, так как досадные слухи о ее семье прекратились, что не могло ее не радовать.
Поначалу Люси очень терялась и смущалась в лондонском обществе, но Генри всегда приободрял ее, и с ним она чувствовала себя защищенной. Поэтому она не удивилась и не расстроилась, когда он сообщил ей, что ожидает ее присутствия на одном устраиваемом им вечере. Тем более, это обещало быть гораздо интереснее, чем пустые великосветские беседы – он ожидал не просто случайных друзей, а собратьев по его магическому ордену для проведения какого-то ритуала. Генри дал понять, что ритуал очень важен для него.
- Это имеет большое значение, дорогая моя. Меня… если так выразиться, ждет великое магическое Путешествие, и ритуал, для которого мы соберемся в одном из моих тайных святилищ, подготовит меня для этого.
- Путешествие? – она подняла на него глаза. – Ты возьмешь меня с собой?
- Конечно, - улыбнулся он. – Более того… ты поможешь мне. Ты будешь тем сосудом, через который на меня снизойдет благословение Тьмы.
Это было весьма туманно, но она была рада, что сможет помочь ему. Они продолжали свои мистические практики, и Люси находила, что ее все больше затягивает в их темную красоту. Прошлой ночью он давал ей пить свою кровь, сделав кинжалом надрез чуть повыше груди и притянув ее к себе, что ярко напомнило ей почти такой же эпизод из вампирского романа Стокера. Он тихо засмеялся и сказал, что лорд Генри Блэквуд, конечно, могущественнее какого-то вампира, но это укрепит их связь друг меж другом. Затем он провел острием кинжала по молочно-белой округлости ее левой груди, сделав тонкий надрез, от которого на белизне ее кожи выступила алая струйка крови, и принялся медленно слизывать ее. Она нашла это необыкновенно волнующим, и теперь вид в зеркале царапинки следа от его кинжала на своей груди заставлял ее щеки гореть от стыда и возбуждения. Ей льстило то, что он делился с ней всеми этими запретными ритуалами, и что, в шутку или всерьез, но он называл ее волшебным существом. Она загорелась идеей предстать перед его сведущими и посвященными гостями его волшебным существом, его помощницей и благословением, пусть даже это будет просто декоративная роль, как у Брана, недобро глядящего из клетки и чистящего перья огромным клювом.
- Я рад, что ты согласна. Я хочу, чтобы на этот ритуал, где будут присутствовать мои темные соратники, ты надела вот это, - он протянул ей сверток.
Открыв его, Люси ахнула. Это была великолепная накидка-мантия из тончайшего черного шелка, расшитая золотыми нитями, складывавшимися в причудливые магические узоры. У горла мантия была схвачена изумительной работы золотой застежкой, инкрустированной драгоценным рубином, мерцающим, как капля алой крови. Полы накидки расходились книзу, вышитые золотом на черном фоне драконы, казалось, разлетались в темную бездну. Эта мантия была достойна королевы.
- Генри, дорогой мой… она так прекрасна… - Люси смотрела на мужа с восхищением и благодарностью. – С чем же мне лучше одеть ее, как ты думаешь? Я хочу произвести должное впечатление на ваших гостей, лорд Блэквуд!
- Несомненно, ты его произведешь, - усмехнулся он. – Но, боюсь, ты не вполне поняла меня, Люси. Это особый ритуал. И ты должна присутствовать на нем только в этой мантии.
- Что?! – Люси залилась краской. Должно быть, он пошутил, он не мог иметь в виду этого всерьез… - Но… ведь это будет в присутствии твоих гостей…
- Совершенно верно, моя маленькая фэйри. Мои гости будут очарованы, когда ты выйдешь к ним в этой накидке, - он улыбался, но его тон не терпел возражений. – Ты уже участвовала во многих моих магических обрядах – разница лишь в том, что в этот раз ты будешь моим черным алтарем. Несколько простых магических действий, о которых тебе не придется беспокоиться, их совершим я и мои братья во Тьме – и я ритуально овладею тобой в их кругу.
- Нет, Генри… - прошептала она, бледнея. – Нет, нет, ни за что…

***

Она стояла в освещенном свечами темном коридоре, слыша доносившееся размеренное пение их заклинаний, и пыталась унять дрожь в коленях. Верхнюю половину ее лица закрывала большая, изящная маска из черных перьев, полы прекрасной темной мантии расходились, открывая совершенно обнаженное тело. До этого он два часа покрывал ее рисунками чернил, перекликающимися с его собственными татуировками. Он покрыл ее груди извивающимися драконами, обвивающими раздвоенными языками ее соски, а на животе начертил такую же перевернутую пентаграмму, как у себя. В горле у Люси пересохло, все это казалось ей каким-то кошмарным сном, она до сих пор не могла поверить, что он уговорил ее на это. Впрочем, он не уговаривал – он приказывал. Это делала мадам де Монтеспан, легендарная фаворитка легендарного Короля-Солнце, напомнила она себе то, что рассказывал ей Генри. Но ни это, ни даже наркотические вещества, которые он предварительно дал ей, не смогли унять в ней дрожи.
Вступив в тайное святилище, расположенное под одним из его домов в пригороде Лондона, она с замиранием сердца увидела своего мужа, лорда Генри Блэквуда, стоящим в уже знакомой перевернутой пентаграмме перед ритуальной плитой – жертвенным столом, в кругу людей в темных мантиях с надвинутыми на лица капюшонами. По крайней мере, под капюшонами она не видела их лиц, как и они не видели ее лица под маской. Но она чувствовала на себе их взгляды, похотливо рассматривающие ее обнаженное тело, и сгорала под этими взглядами. Ее муж, одетый в великолепную темно-фиолетовую с золотом мантию, сделал ей знак рукой подойти, она заметила, как из-под капюшона мелькнула его улыбка. Она медленно подошла к нему и протянула ему руку… их монотонные песнопения стучали у нее в висках… откуда-то слышался странный слабый звук, источник которого она никак не могла понять. Он взял ее за руку и уложил на плиту, разметав ее волосы вокруг ее головы… Люси вспомнила, что он рассказывал ей о подобных ритуалах, если она не ошибалась, это была могильная плита самоубийцы, и от этого ей чуть не сделалось дурно. Он стал читать заклинания, его глубокий низкий голос пробирал ее до мурашек по коже, они вторили ему… Блэквуд открыл поднесенный ему золотой ларец и вынул из него кинжал, который она до сих пор не видела – тонкое лезвие клинка поблескивало в пламени свечей, рукоять была сделана в форме человеческого черепа. Он поднес клинок к губам, а затем положил ей его на живот, так что заостренное лезвие совпадало с нижним вертикальным лучом нарисованной пентаграммы, терявшимся в темных завитках ее волос. Сталь холодила кожу. Его рука задержалась над лежащим на ней кинжалом, совершая пассы и движения в воздухе.
- Да благословит сила Властелина Тьмы через тело этой женщины этот кинжал, который, направляемый моей рукой, принесет нам власть над миром во имя Тьмы!
Его голос, повелительный, полный могущества, опустил всех собравшихся на колени. Они странно раскачивались, вторя ему заклинаниями на латыни, с некоторых спали капюшоны, и Люси увидела их искаженные экстазом лица, горящие безумные глаза… Один из них поднялся с колен, низко поклонившись лорду Блэквуду, и отошел в темноту… в его большой фигуре и манере двигаться Люси узнала Дрэзера, французского сподручного-великана, служащего ее мужу. Дрэзер тут же вернулся из темноты, подойдя к раскинувшему руки над ее распростертым телом Блэквуду, в то время как остальные, раскачиваясь на коленях, пели… француз вел за собой на привязи что-то, что-то, упорно сопротивлявшееся и издававшее тот самый звук, причину которого Люси тогда не могла понять.
Это был маленький белый ягненок. Дрэзер волочил его к алтарю, тот упирался всеми четырьмя копытцами и жалобно блеял. Он испуганно вращал глазами по сторонам, мотая головой. Великан ухватил его под живот одной здоровенной рукой и поднял в воздух.
Лорд Блэквуд взял кинжал с ее живота – его пальцы нежно скользнули по ее обнаженной коже. Француз поднял над ней брыкающегося и отчаянно блеющего ягненка. В эту безумную секунду у Люси мелькнуло давнее воспоминание – ягненок из имения ее отца упал в глубокую канаву и переломал себе кости, он так же жалобно и надрывно блеял, сэр Ричард приказал его застрелить, и она, маленькая девочка, плакала и плакала и не могла остановиться.
Одним точным ударом Блэквуд перерезал ему горло. Красная, горячая кровь полилась на нее потоком, она хотела зажмуриться, но не смогла, как будто ее парализовало… кровь текла по ее обнаженной груди и животу, стирая начерченные символы, она была теплой и липкой… В сгустившемся в голове тумане Люси увидела улыбающееся лицо своего мужа, его глаза горели торжествующим блеском. Ягненок все еще бился в руках огромного француза, проливая на нее еще больше крови… когда он наконец затих, великан небрежно отбросил его в угол комнаты одной рукой. Он упал на пол с глухим стуком, словно мешок с костями. Шелковая накидка Люси была мокрой от крови. Собравшиеся безумствовали, полутемный зал тонул в их ликующих криках… справа Люси увидела молодого человека, капюшон которого сполз ему на плечи, у него были темные волосы и скорее смазливые, чем красивые, черты лица, кажется, она видела его на каком-то приеме… его глаза были расширены, черты лица искажены в экстазе, он смотрел на стоящего над алтарем Блэквуда с почти боготворящим восхищением…
Лорд Блэквуд склонился над ней, опираясь на плиту жертвенника. Полы его роскошной фиолетовой с золотой мантии разошлись, и она увидела, что он тоже совершенно обнажен под ней. Он был возбужден, его большое мужское естество затвердело и поднялось.
- Ты благословишь меня? – хрипло прошептал он, его губы раздвинулись в хищной улыбке, он дотронулся кончиком языка до своего скошено-заостренного переднего зуба. Он дернул ее за волосы, она выгнулась на залитой кровью плите… У нее вырвался полувсхлип-полувздох, она кивнула.
Он широко раздвинул ее ноги. Пронзил ее одним мощным ударом, она вскрикнула… Все прочие устремили к ним взгляды, протянутые руки… они вновь начали читать нараспев заклинания, в то время как он брал ее на залитом жертвенной кровью алтаре, на глазах у всех. Овладевая ей с грубой жестокой силой, так что у нее на глазах выступили слезы, он приник губами к ее груди, слизывая кровь с ее кожи… его тело, вдавливающее ее в холодный камень алтаря, уже тоже было запачкано этой кровью, которая, казалось ей, была повсюду… Когда ее тело сотряслось в необычайно сильном оргазме, она потеряла сознание, и тьма поглотила ее.

***

Деирдре с удивлением смотрела на раскинувшийся перед ней большой город, который англичане считали своей великой столицей. К высоким окружавшим город стенам примыкали ветхие лачуги, некоторые из них успели перебраться и внутрь, увидела она, когда они въехали в ворота под торжественный звук труб. Впереди, в конце уходящей вверх дороги, виднелась массивная громада Тауэра, королевского замка, построенного еще Вильгельмом Завоевателем. По мере того, как они подъезжали к замку, дома становились лучше, уже не деревянные, а каменные конструкции, а улицы чище – вонь, ударившая в нос Деирдре еще до того, как они въехали в город, немного ослабла здесь, на подступах к королевской резиденции. Народ встречал ехавшего впереди на белом коне наследника престола с ликованием. Король Ричард был в крестовом походе, и Джон был в хорошем настроении. Люди откровенно глазели на ехавшую рядом с сэром Годфри Гизборном, как всегда, сопровождающим принца, незнакомую даму в богатом, но несоответствующем английской моде платье цвета изумрудной зелени берегов Эйра. Деирдре смущали эти пристальные взгляды, к тому же, ей было неловко и непривычно сидеть в седле по-дамски. Годфри одной рукой придерживал поводья ее лошади, и она от этого чувствовала себя военным трофеем. Это было неприятно, и поэтому, когда он с улыбкой повернулся к ней, показывая высокое каменное строение своего городского дома совсем рядом со стенами королевского замка, она отвернулась.
Впрочем, этой ночью, когда они остались наедине и он уложил ее на мягкую большую кровать своей спальни, нежно лаская ее, она забыла всю свою досаду, отдаваясь его любви. Деирдре должна была признать, что брак с англичанином оказался не столь ненавистным, как ей когда-то казалось. Она очень тосковала по родной земле и Таре, Лондон впечатлил ее, но показался похожим на большую серо-каменную клетку – но ночами, когда она целовала покрытое шрамами сильное тело своего мужа и он прижимал ее к себе, она не могла не признать, что ей было хорошо. Деирдре была девственницей до своего брака с Годфри, и не знала других мужчин, но, очевидно, английский рыцарь знал толк в любовных делах, так как исполнять супружеский долг с ним приносило ей достаточно большое удовольствие. Помимо физического наслаждения, было и еще кое-что… с того самого дня, как Годфри спас ее от костра – а, возможно, и раньше – Деирдре постоянно думала о нем. Тогда, в Ирландии, она не хотела признаваться себе, что влюбляется в него, но часто видела его во сне по ночам, и воспоминания о том минутном порыве слабости в пещере вызывали у нее жгучий стыд, но и сладко-острое желание и тоску по нему, которых она стыдилась еще больше. Ей казалось недостойным испытывать такие чувства к человеку, принадлежащему к стану врагов ее народа… и когда он столь дерзко попросил у короля ее руки, а отец, что было еще более удивительным, согласился, ее как громом поразило. Теперь ее чувства к сэру Годфри из невозможных стали даже желательными, в чем она убедилась в их брачную ночь. Более того, теперь она стала его собственностью. Это вызывало в ней противоречивые чувства – с одной стороны, она стала женой рыцаря, который так доблестно спас ей жизнь, которым она восхищалась и о котором втайне мечтала, но, с другой стороны, ее гордой ирландской натуре претила мысль о том, что теперь ей владеет англичанин. Но, как бы то ни было, с этим человеком свела ее сама судьба, сбылась и вторая часть ее видения – черный лев увез ее через море в свою землю. Спорить с судьбой было бессмысленно, тем более, что с каждым днем ее чувства к Годфри становились все крепче. Физическая близость только усилила их, и, засыпая в объятиях мужа, Деирдре чувствовала себя очень счастливой, а когда ему было необходимо на какое-то время покинуть ее, она боялась, что с ним что-то случится. С каждым днем, с каждой проведенной с ним страстной ночью, она все больше и больше понимала, что Годфри стал очень дорог ей.
Он обращался с ней очень хорошо, был нежен и ласков, делал ей подарки и уделял ей внимание. Она видела его суровую жестокость в бою, и ее странно согревала мысль, что мужчина, столь яростный и безжалостный с врагами, может быть столь нежным, и эта нежность предназначается ей. Он уверял ее, что она быстро освоится при дворе, и происхождение принцессы и титул его жены гарантируют ей почтение и уважение, но она не смогла убедиться в этом.
А, если быть точнее, убедилась в обратном. На следующий же день после их приезда в Лондон леди Деирдре Гизборн представили при дворе. Деирдре не могла не чувствовать, что английские придворные прямо таки разглядывали ее, как диковинку, так же, как и чернь на городских улицах – с той лишь разницей, что знатные лорды и леди смотрели на нее с пренебрежительным снисхождением, для них она была варварской принцессой и почти что красивым военным трофеем их прославленного рыцаря. Конечно, никто не рискнул отнестись к ней с явным неуважением – это бы означало вызвать на себя гнев сэра Годфри Гизборна, а о Годфри ходило достаточно слухов, чтобы сделать такую возможность достаточно угрожающей. Впрочем, были те, кто мог не опасаться меча сэра Годфри.
Сидящий на троне в отсутствие своего венценосного брата принц Джон благодушно улыбался, но в его глазах Деирдре читала все то же высокомерное и полупрезрительное снисхождение. Джон не делал секрета из того, что недоволен браком своего рыцаря, и терпел Деирдре только как каприз лучшего друга. То, что сэр Годфри был ближе всех наследнику, делало только логичным то, что леди Деирдре должна была стать придворной дамой жены принца, Изабеллы Глостерской. По кислой мине Джона на пути сюда и его нелестных высказываниях о жене в присутствии других, Деирдре ожидала увидеть какое-то уродливое чудовище. Но принцесса Изабелла была не так страшна – это была пухленькая молодая девушка с белой кожей, испуганными глазками и поджатыми губами. Джон пренебрегал ей, и Деирдре пожалела ее – переведя взгляд на статную фигуру собственного мужа и заметив, как легкая улыбка коснулась губ Годфри, она подумала, что ей повезло в супружеской жизни.
По другую сторону от Джона на троне восседала его мать – Элеонора Аквитанская была уже старой женщиной, но осанка ее все еще была величественной, а холодные глаза смотрели с проницательным умом. Ни для кого при дворе не было секретом, что любимчиком вдовствующей королевы Элеоноры был ее старший сын, король Ричард, от чего Джон сильно страдал и был переполнен зависти к царствующему брату. Когда представленная королеве Деирдре поклонилась ей, старуха не улыбнулась и даже не кивнула головой в знак принятия новой леди при дворе, ее холодный взгляд все так же пристально смотрел на ирландку.
- Леди Гизборн. Что ж, добро пожаловать ко двору… сэр Годфри всегда умел удивлять нас, - Деирдре постаралась пропустить колкость мимо ушей. Все-таки, это была мать короля и наследника престола. Если бы она ответила ей, как того хотела, это могло бы пагубно сказаться на положении ее мужа при дворе. – Ваша красота превосходит даже чудесные истории и слухи, ходящие о вас. Скажите, леди Деирдре, это правда, что в Ирландии вас хотели сжечь на костре, как ведьму?
По залу пронесся шепот. Деирдре увидела, что Годфри сжал зубы и побледнел от ярости.
- Это не совсем так, ваше величество, - голос Деирдре слегка дрожал, и она ненавидела себя за это, но она не могла вспоминать те костры без содрогания. – Меня захватил предатель де Клер и собирался предать страшной смерти, чтобы отомстить моему отцу. Сэр Годфри храбро спас меня, рискуя собственной жизнью, - она с благодарностью взглянула на мужа.
- О, нам это известно, - кивнула Элеонора. – Думаю, вы щедро вознаградили доблестного рыцаря за его подвиг… столь скорый брак с дочерью верховного короля Ирландии… сэр Годфри, вам действительно повезло.
Принц Джон хихикнул в кулак, и смешки разнеслись по залу. Деирдре почувствовала, как загорелись ее щеки.
- В любом случае… как бы то ни было, я бы советовала своей дорогой невестке Изабелле быть осторожнее с вами, леди Деирдре. Кто знает, а вдруг вы действительно ведьма, - королева улыбнулась собственной шутке, в зале засмеялись, но глаза старой Элеоноры оставались холодными, а круглое лицо Изабеллы Глостерской, жены принца Джона, побелело, и она взглянула на свою новую придворную даму как на опасное ядовитое насекомое.
У Деирдре внутри все клокотало от ярости и унижения. Она ненавидела этих англичан, презрительные ухмылки их лордов и леди, насмешливый холодный взгляд королевы Элеоноры и враждебность в глазах ее сына, дрожащие губы пухлой леди Изабеллы, которая должна была стать госпожой Деирдре. Когда она осталась наедине в покоях со своим мужем, она напустилась на него со всей яростью и горечью, которые сжигали ее изнутри:
- Ты говорил, меня будут почитать здесь, как принцессу крови! Говорил, что положение твоей жены оградит меня от английских нападок! Да знаешь ли ты, что в моих жилах течет кровь древних ирландских королей, кровь Дракона?! А эта старуха, породившая такое ничтожество, как твой трусливый принц, смеет в присутствии всех этих лордов называть меня шлюхой и ведьмой!
- Тише, Деирдре… тебя могут услышать, - Годфри был сильно бледен, между нахмуренных бровей пролегла складка.
- Услышать! – горько воскликнула она. – Они могли бы услышать тебя там, если бы ты пожелал вступиться за свою жену, муж мой! Но, так же, как и для всех них, для тебя я лишь варварская диковинка, призванная согревать твою постель и ублажать тебя в ней! Ведь так?!
- Деирдре… - он сделал шаг к ней, попытавшись дотронуться до ее плеча, но она оттолкнула его руку.
- Не прикасайся ко мне!!! – ее рука взлетела в воздух, замахнувшись, чтобы дать ему пощечину, но он поймал ее руку. Его железная хватка причиняла боль, глаза потемнели. Сэр Годфри не привык к оскорблениям, тем более от женщин.
- Пусти меня… - прошипела она, отвернувшись и прокусив до крови губу, пытаясь сдержать предательски подступившие слезы.
Его хватка на ее руке ослабла, он привлек ее к себе и усадил на кровать. Она потерла руку, на том месте, где он схватил ее, выступил синяк. Он развернул ее лицо к себе, с силой, но уже совсем другой, нежной и бережной, а не жестокой и грубой.
- Прости меня… Ты не должна была стать объектом этого унижения, этой омерзительной сцены… Ты поранилась, - он нежно коснулся губами капельки крови, выступившей на ее губе, приобнимая ее за плечи. – Если бы ты знала, Деирдре, как мне хотелось растерзать их всех в клочья… Но, как ты думаешь, к чему бы это привело, если бы я вытащил меч и снес голову старухе?
- Ты бы смог полюбоваться на выражение лица Джона, забрызганного кровью его злобной матери, - Деирдре улыбнулась против воли.
- Бесспорно, зрелище бы того стоило. Но, скорее всего, это было бы последним, что я бы увидел, - улыбнулся он в ответ.
- Почему она так ненавидит меня… - Деирдре пожала плечами. – Она же никогда даже не знала меня… это потому, что я ирландка, Годфри?
- Нет-нет-нет, моя глупенькая… Ты здесь ни при чем, и именно это делает происшедшее таким уродливым, ведь ты ни в чем не виновата, любовь моя… - вздохнул он, прижимая ее к себе. – Наверное, мне следовало заранее предвидеть такую возможность и предупредить тебя. Элеонора ненавидит вовсе не Деирдре О'Коннор, а леди Гизборн. Любая женщина, ставшая моей женой, подверглась бы ее нападкам. Она ненавидит меня.
- За что? – Деирдре подняла на мужа глаза.
- За то, что Генрих II, прошлый король Англии и отец ее сыновей короля Ричарда и принца Джона, является и моим отцом тоже. Я принц-бастард, Деирдре. Леди Розамунда, моя мать и кормилица принца Джона, была любовницей короля Генриха. За это Элеонора ненавидит меня, как самого злейшего врага. Она в ярости оттого, что Джон возвысил меня и считает лучшим другом – но ты же знаешь, никто, не желающий немедленного конца света, не в силах противостоять капризам Джона.
- Что… Ты… - Деирдре не могла найти слов, глядя на него в изумлении. Ее муж, сэр Годфри Гизборн, оказывается, является братом короля и наследника престола. На мгновение она увидела Годфри в другом свете, его мужественные и суровые черты под короной на челе, его величественную большую фигуру на троне.
- Как видишь, моя ирландская принцесса, ты заключила достойный твоей королевской крови союз с принцем, - невесело рассмеялся он. – Только дает он тебе не больше, чем мне – ненависть старой ведьмы и унижение от ее сынка и завистников, которым ничего не можешь сделать. Ты, должно быть, не знала – мою, и теперь твою, еду тщательно пробуют. Элеонора дважды пыталась меня отравить. Также она попыталась постричь меня в монахи, но из этого у нее тоже ничего не вышло.
- Из тебя бы вышел чрезвычайно плохой монах… - улыбнулась Деирдре, касаясь губами выемки между его ключицами.
- Да… - усмехнулся он. – Гораздо хуже, чем король. Подумать только… Ричард и Джон своими капризами почти развалили эту страну на части, ввергли ее в пропасть своих колоссальных долгов… я бы смог навести здесь порядок. Англии нужна сильная и твердая рука, а не безумства расточительных крестовых походов пропойцы Ричарда или слабоволие его женоподобного братца… и я бы смог ей это дать. Значительно более жесткими методами, но я бы смог объединить эту страну. Но как же насмешлива бывает судьба…
На миг Деирдре увидела всю его боль, всю ярость и горечь сильного и честолюбивого мужчины, который легко мог бы добиться могущества, о котором мечтал, который самой природой был создан, чтобы управлять и вести, но происхождение бастарда навсегда отняло у него этот шанс, отдав его другим, слабым и ничтожным в сравнении с ним людям, которых он презирал…
- Но ведь у короля Ричарда нет наследников, - зашептала она, обнимая его за шею, - ведь после него остается один лишь только Джон, а Джон слаб и жалок, и доверяет тебе, ты легко сможешь…
- Тише, тише, моя дорогая честолюбивая леди, с детства проявляющая такой интерес к политике… Твои речи – не что иное, как измена, - он, улыбаясь, заставил ее замолчать поцелуями. – Неужели ты думаешь, что, будь это так легко, меня бы остановила братская любовь или узы тесной дружбы с Джоном? Ричард наплодил бастардов отсюда до Палестины, и все они имеют преимущество передо мной. Чтобы уничтожить всех их, мне придется отправиться в собственный крестовый поход.
Она притянула его к себе. Ей хотелось любить его, заставить его забыть о несправедливой судьбе хотя бы на одну ночь, если уж его мечтам никогда не суждено сбыться, изгладить из его глаз эту боль.
- Ты всегда будешь моим королем… - прошептала она.
Он стиснул ее в объятиях, вновь почти до боли, но она не подала виду. Это был первый раз, когда она не знала, как вылечить рану, она могла лишь приглушить его боль своей любовью. Он слегка отстранился от нее, взяв ее лицо в свои ладони и заглянув ей в глаза.
- Придет время, Деирдре… Придет время, и я силой возьму могущество и власть, принадлежащие мне по праву, - его глаза загорелись. – Они отплатят мне за все, отплатят сполна… Вот увидишь, любовь моя…
- Годфри… я люблю тебя, - чуть слышно прошептала она, скользя ладонями по гладкому затылку его бритого черепа, мощной шее, могучим плечам…
- И я люблю тебя, моя принцесса, - он привлек ее к себе и поцеловал. – Но игра, в которую я сыграю с достойными потомками Плантагенетов, все же опасна, впрочем, я уверен, что выиграю… и все же мне нужен наследник, жена моя, - улыбнулся он, мягко опуская ее на подушки постели и развязывая шнуровку ее платья. Деирдре откинулась на постель, отдаваясь ласкам своего мужа и его настойчивой силе, нежно и крепко прижимая его к себе.

@темы: творчество, "Величайшая Власть"

---

Happy Birthday!!! (Birthmonth!) :D

Вот мнения по поводу даты сильно расходятся, но все равно Дорогому, несравненному, обожаемому Марку Стронгу сегодня 47!!! (или 7го, или 30го...) Мы с  Helenseven решили, что будем празндовать весь месяц!
С ДНЕМ РОЖДЕНЬЯ, СОЛНЫШКО НАШЕ!!!








Маааарк, ты самый лучший, самый красивый и самый талантливый!!! Самый харизматичный актер и самый замечательный Злодей!!! Мы тебя обожаем! Желаю тебе Счастья и успехов, ведь ты заслуживаешь самого лучшего в жизни! А еще... желаю тебе отдаться Любви с теми, кто тебя так сильно и нежно любит!!! (Мы будем коррелировать твои сны, и тебе это обязаааательно понравится... ) Удачи! (и ведь мои пожелания Удачи всегда сбываются )

YOU ARE THE BEST!!!!!!!!!!!!!!!!!

@настроение: РАСТАЯВШЕЕ

---

"Величайшая Власть", глава 9

Все помнят про рейтинг и жанр)))

9: ПОБЕДА

Лицо Ричарда де Клера было достаточно красивым, черты прямыми и правильными. Было видно, что он норманнский рыцарь благородного происхождения – даже по отрезанной голове, которую Годфри бросил в седельную сумку. Пуская коня галопом и скача вместе с прочими всадниками по зеленым ирландским холмам в направлении Тары, Годфри думал, что верховный король Рори О'Коннор будет весьма доволен.
Де Клер был еще жив, когда Годфри опустил на его шею меч. Он хрипел и булькал кровью – меч Годфри пронзил ему легкое. Когда клинок, сверкнув, опустился, серые глаза сэра Ричарда де Клера застыли в этой предсмертной агонии.
Странно, но, фактически успешно завершив их миссию в Ирландии, Годфри не чувствовал восторга победы. Лишь легкое удовлетворение. И, когда занес меч над бьющимся в судороге и кашляющим кровью де Клером – холодную ярость. Перед его сознанием все еще стояли обугленные, привязанные к столбам тела, тошнотворный запах горелого человеческого мяса и ее большие, расширенные от ужаса глаза. Кроме де Клера, он убил еще многих – ярость требовала пищи, словно дикий зверь. Сейчас она улеглась, по мере того как голова в седельной сумке начала смердеть и Дориан зафыркал, протестуя против мерзкого груза. Они подъезжали все ближе к стенам города, воины приветствовали встреченных победными кличами, а Годфри с удивлением заметил, что вопреки всеобщей атмосфере триумфа в его душу закрался росток не очень радостного чувства – сожаления. Их миссия в Ирландии была закончена – благодаря его, Годфри, воинской доблести. Принц Джон успел почти возненавидеть эту странную и опасную землю со странными и опасными людьми, и через несколько дней они направят паруса к английским берегам. Но Годфри было мало одержанной победы. Эта победа была не полной, и он не все завоевал.
Безумие, подумал он, подставляя лицо солнцу, и усмехнулся. Сэр Годфри Гизборн никогда не проигрывал.
Когда он бросил отрезанную голову де Клера под ноги королю Рори О'Коннору, по залу прокатился восхищенный гул. Он поклонился королю и выпрямился во весь рост, позволив себе улыбку. Лицо старого короля просветлело, увидев изувеченные останки поверженного врага. Ричард де Клер был основной угрозой, и теперь с ним было покончено. На улыбку Годфри ответил принц Кэтал, все еще очень бледный и не принимавший участия в финальной битве из-за полученной раны. Его лечила Деирдре своими травами, и сейчас он стоял, опершись о руку сестры. Ее глаза засверкали, когда она увидела голову де Клера, брошенную к трону сэром Годфри. Она слегка кивнула ему, и этот маленький, еле заметный жест лишь укрепил Годфри в его решимости.
Король Рори поднялся с трона.
- Сэр Годфри… - его торжественный голос гулко раскатился под сводами большого зала. В нем была сила и мощь, которую ирландский вождь вновь обрел с воссоединением своей семьи и победой над своим врагом. – Я не буду кривить душой и говорить, что наш народ испытывает великую любовь к англичанам. Но ты показал себя храбрым и доблестным воином. Храбрость, доблесть, сила в бою заслуживают уважения – и восхищения. Ты собственноручно сразил предателя, принеся нам его голову и тем окончив кровопролитие и смуту, творившиеся в Ирландии его именем. Ты спас в бою жизнь моего сына, Кэтал рассказал мне об этом. И ты спас мою дочь от ужасной смерти. Я в долгу перед тобой, сэр Годфри Гизборн. А О'Конноры всегда платят свои долги. Слово короля и рыцаря, я дам тебе любую награду, какую пожелаешь.
У Годфри перехватило дыхание. Это было слишком легко. Нет, ничего здесь не было легко, напомнил он себе, и это полнейшее безумие. Тем не менее, во всем теле он почувствовал чудесную легкость, и кровь заструилась по жилам быстрее.
- Благодарю вас, ваше величество, - он склонил перед О'Коннором голову, - за признание моих заслуг. Я рад, что смог оказать услугу вам и вашей семье. Я благодарен за столь щедрое предложение награды – и прошу у вас руку вашей дочери, леди Деирдре О'Коннор.
В зале стало очень тихо. Все множество собравшихся людей мигом замолчало, прекратился шепот, взволнованные победой голоса в момент оборвались. Стало слышно, как где-то под потолком жужжала муха. Рот принца Джона открылся, затем закрылся. Король Рори сдвинул брови, а Кэтал покачнулся. Деирдре смертельно побледнела и поднесла руку к лицу.
- Я понимаю, что моя просьба может показаться вам слишком дерзкой, - продолжил Годфри, пока все они не успели опомниться. – Но – позвольте мне говорить откровенно, ваше величество – я молочный брат принца Джона и самый приближенный человек к единственному наследнику английского престола, - он бы мог сказать им большее. Но на то было не время и не место. К тому же, он не знал точно, как бы ирландцы отнеслись к нему, открой он им тайну своего рождения, уже не говоря о том, что это было бы прямым оскорблением принцу Джону… - Уверяю вас, вы заключаете выгодный союз для вашей дочери. В свою очередь, я обещаю вам, что леди Деирдре получит обращение, достойное принцессы крови. Победа над общим врагом, де Клером, укрепила отношения между нашими двумя народами. Давайте же скрепим этот союз еще тверже, узами брака.
- Вы, англичане, хитростью берете у нас то, что не можете взять силой… - проговорил Рори О'Коннор, тяжело опускаясь на трон. – Но я дал слово рыцаря и короля. Моя дочь, леди Деирдре, будет твоей женой, сэр рыцарь.

***

Пламя свечи неверно освещает комнату, на стенах пляшут тени. Она стоит около большой кровати, скрестив руки на груди, прищурив глаза и сжав губы, во взгляде вызов. Годфри думает о том, как она красива, с волосами, распущенными по плечам, темнеющими на расшитым золотом белом платье, и не может поверить, что теперь она принадлежит ему.
- Говорят, что ты взял меня в жены, для того чтобы держать меня английской заложницей в Лондоне и контролировать моего отца и брата, - бросает она.
- Ты этому веришь? – он поднимает бровь.
Деирдре вздыхает и качает головой.
- Нет… я умею читать в сердцах.
Он в два шага подходит к ней и обнимает ее. Она вздрагивает, ее плечи очень напряжены.
- И что же ты можешь прочитать в моем? – шепчет он.
- Страсть… желание обладать мной, - она отводит глаза.
Он опасался, что после объявления о ее замужестве эта свободолюбивая и сумасшедшая дикарка сбежит. Она не сбежала, и сегодня она стала его женой, леди Гизборн, и сейчас она в его объятиях. Это должно означать, что этот брак был ей по душе… наверное. Хотел бы он читать в ее сердце.
Он медленно стягивает платье с ее плечей. Под ним она одета лишь в простую белую рубашку, это напоминает ему об их ночи в пещере, близость ее тела кружит ему голову. Он притягивает ее к себе, лаская ее тело под грубоватой тканью рубашки, она не сопротивляется, но дрожит.
- Ты никогда не делала этого прежде, верно?
Она кивает. Она вновь напоминает ему ребенка, и это вызывает в нем прилив нежности и готовности защищать ее во что бы то ни стало, смешанный с острым желанием.
- Не бойся… - мягко шепчет он ей, поглаживая ее плечо.
Она вскидывает голову и прищуривает глаза.
- Я не боюсь.
Годфри усмехается. Конечно, как же он забыл, она ничего не боится, даже быть сожженной заживо на костре, тем более первой брачной ночи.
Она снова складывает руки на груди, в этом инстинктивном защитном, таком трогательном и наивном, жесте, ветер из окна шевелит ее темные волосы. Она вся напряжена и напоминает маленького загнанного в угол дикого зверька, только глаза сверкают. Нет, так не пойдет… Он нежно касается ее волос.
- Деирдре… я не хочу брать тебя силой.
Она опускает ресницы, и на губах появляется легкая улыбка.
- Тебе не придется брать меня силой…
Смысл ее слов доходит до него мгновенно вспыхивающим жаром во всем теле. Он привлекает ее к себе, целует ее губы, она приоткрывает их и робко отвечает на его поцелуй – как тогда, в пещере, когда она забыла про свою выдержку и холодные стены гордости, которые она возвела вокруг себя, и на мгновение отдалась его ласкам… Внизу у него все мгновенно твердеет, как камень, он скользит руками под ее рубашку, прикасаясь наконец к восхитительным изгибам ее тела, как он так давно мечтал, о чем видел мучительно-прекрасные сны. Годфри стягивает ее рубашку через голову и отбрасывает в угол, вместе со своей одеждой. Она поеживается, в комнате от открытого окна прохладно, на белой обнаженной коже выступают гусиные бугорки, соски твердеют. Он подхватывает ее на руки и несет к кровати, осторожно опускает ее на их брачное ложе между покрывал и шкур.
- Я сейчас согрею тебя…
- Годфри… - ее взгляд падает вниз, на то, какой он возбужденный, твердый и большой там, и она улыбается.
Он опускается на подушки рядом с ней, лаская ее тело, покрывая всю ее поцелуями, его губы спускаются от ее шеи к ложбинке между грудей, он целует нежную кожу одной груди, накрывая другую рукой – она небольшая и упругая, и полностью помещается в его ладони… когда он ловит ртом один ее сосок, обводя его языком, его губы и зубы дразнящее втягивают его внутрь, она ахает и выгибается навстречу его прикосновениям… Напряжение становится почти нестерпимым. Он опускает руку вниз, проводя ладонью между ее бедер, что вызывает у нее еще один судорожный вздох… его пальцы мгновенно становятся мокрыми, его наполняет восторг от этого доказательства, что она хочет его… Годфри опускается на нее, опираясь на локоть на постели, она обнимает его за шею и привлекает к себе, нежно проводя ладонью по затылку его бритого черепа. Ее запах пьянит его, желание сводит его с ума, он так напрягся, что это почти вызывает боль. Не в силах больше терпеть, он разводит ее бедра… когда он входит в нее, лишая ее невинности, она слегка прикусывает губу, и по ее глазам он видит, что ей немного больно… Ему приходится сдерживать свою страсть, которая кричит в нем наброситься на нее и яростно любить ее, он двигается осторожно и медленно, чтобы не причинить ей еще большую боль. Она такая влажная, узкая и горячая там, внутри, обхватывая его плотным, тесным кольцом, что приносит невыразимо острое наслаждение, он чувствует, что готов вот-вот взорваться, но сдерживает себя, так как хочет, чтобы наслаждение испытала и она. И это желание было не напрасным. Она оказалась действительно сделанной из огня, когда первая боль прошла, ее тело стало сладостно отзываться на его любовь, в глазах загорелся огонь, ногти стали вонзаться в его широкую спину, но он не чувствовал этого, отдаваясь нахлынувшей страсти все быстрее и сильнее, у него помутнело в глазах, когда ее внутренние потаенные мышцы стали сжиматься вокруг него… Когда с глухим стоном он излился в нее, она закричала, обхватывая его своими бедрами, и он накрыл ее рот своим, обессилев от прокатившегося по телу пульсирующего наслаждения.
Потом он нежно обнимал ее одной рукой, и она лежала прижавшись к нему, касаясь кончиками пальцев темных завитков волос на его груди.
- Знаешь… это было не так уж и неприятно, - проговорила она сонно.
- Это комплимент, - усмехнулся он, поглаживая ее плечо.
- Вообще-то, это было даже весьма приятно, - прошептала она, и он почувствовал в ее голосе улыбку.
- Я рад, - шепнул он, крепко прижимая ее к себе, гладя ее спину, чувствуя неизведанное до сих пор и пронзительное счастье, оттого что она его, она принадлежит ему, она его жена, и никто больше не сможет забрать ее у него.
Они заснули вместе, обессиленные любовью, обнимая друг друга среди теплых медвежьих шкур, и проснулись наутро только тогда, когда солнце встало высоко над окнами замка и засветило солнечными лучами им в глаза.

***

«Колдовство и святость более чем реальны. И в том, и в другом случае это прежде всего экстаз, прорыв из трясины обыденной жизни».
Люси отложила книгу Артура Мейчена, задумавшись о красиво сказанных словах. Это было вполне в духе того, чему учил ее Генри – Мейчен приравнивал демонов к ангелам и воспевал в своих книгах Зло. И с колдовским экстазом Зла она тоже была знакома уже не понаслышке, после их безумных магических ночей, полных тьмы и страсти. Эта книга была одной из списка, что он выдал ей. Образы из этой темной литературы не переставали являться ей в снах, но она уже перестала воспринимать их как кошмары и даже научилась находить в них некоторую приятность, особенно когда он просил ее рассказывать их, и она дрожащим голосом вспоминала свои видения, прижавшись к нему.
- Тебе нравится книга? – раздался вкрадчивый низкий голос за ее креслом. Она резко обернулась от письменного стола и увидела его, стоящим прямо позади нее и опирающимся на полку со старинными пергаментами. Он улыбался.
- Генри… ты испугал меня, - она улыбнулась ему в ответ. Она не думала, что он придет искать ее в эту комнату древностей библиотеки, и не ожидала, что кто-то нарушит здесь ее покой. – Как ты умеешь так незаметно подкрасться? И да, мне нравится книга, которую ты дал мне… Она жутковата, но в ней есть какая-то особая болезненная и завораживающая красота.
- Как и в самой Тьме, дорогая, - его темно-зеленые глаза блестели, и это живо напомнило ей о нынешней очередной яростно-страстной ночи, так что она покраснела и опустила глаза. Он наклонился к книге и перелистнул страницу. – Я люблю еще вот эту фразу… «Зло в своей сущности есть нечто сокровенное – страсть, овладевшая отдельно, индивидуально взятой душой». Как красиво и как правдиво сказано… ты согласна с этим, моя дорогая Люси?
- Сказано очень красиво, без всякого сомнения. Но, Генри, я плохо разбираюсь в вещах такого рода…
Он рассмеялся… листая книгу, он наклонился почти вплотную к ней, и его бархатный смех звучал у самого ее уха. Ей казалось, что они познали друг друга всеми мыслимыми способами, которыми только могут познать друг друга мужчина и женщина, но все равно его близость вызывала в ней огромное волнение.
- Мой ангел, но ведь ты – страсть, овладевшая моей душой. По определению мистера Мейчена, это делает тебя злом, не так ли?
- Я не знаю… - прошептала она, улыбаясь. Он всегда загонял ее в тупик логическими каламбурами и изящно закрученными фразами, и наслаждался ее замешательством. – Но ведь ты называешь меня ангелом.
- Да… Но ведь демоны – это падшие ангелы, - шепнул он ей в ухо, слегка касаясь его губами. Как всегда, от этого биение ее сердца мгновенно участилось.
- Что ты еще читала? – его голос ласкал ее, пальцы коснулись пряди, выбившейся из убранных наверх волос.
- О… вот это… я как раз хотела показать тебе, - голос Люси был слегка сбивчивым, в то время как она достала исписанную книжечку в кожаном переплете.
- А, так ты нашла тетрадь с записями моей бабушки, леди Жезебель! Ее изыскания должны были тебе понравиться… ведь тебя заинтересовала легенда моих предков сэра Годфри и леди Деирдре, - улыбнулся лорд Блэквуд. – Вообще, леди Жезебель Брэнд была весьма замечательной дамой. Она многое могла бы порассказать о Зле, страстно овладевшем человеческой душой… Иногда мне до сих пор ее не хватает.
- Я еще нашла вот это… - Люси раскрыла ладонь. В ее руке лежал круглый серебряный амулет с драконом. – Это тоже принадлежало твоей бабушке?
При виде амулета его взгляд заблестел.
- Нет… он принадлежал моему деду, мужу Жезебель, который привез ее с собой из Португалии домой, в Англию и этот замок. Это очень ценная вещь, Люси. Древний защитный амулет, он обладает магической силой и передается в нашей семье из поколения в поколение.
- Значит, ты должен носить его, не снимая, - улыбнулась Люси, сжав его руку. – Я хочу, чтобы с тобой никогда не случалось ничего плохого.
- Да, он скоро понадобится мне… - тихо сказал он. Он обнял ее со спины, положив ей руки на плечи. – Как бы тебе понравилось поехать со мной в Лондон?
- В Лондон… - они обсуждали это и планировали поездку, но его вопрос был задан так неожиданно, что она не знала, что сказать. Конечно, ей хотелось побывать с ним в великой столице Британской империи, но ей было так хорошо с ним и здесь, и перспектива перемен немного страшила ее. – Ты хочешь ехать уже сейчас? Конечно, мне хочется… но, Генри, я абсолютно счастлива и здесь…
- Я достаточно долго скрывал тебя, моя маленькая фэйри, - он погладил ее по щеке, его пальцы медленно пробежали по ее шее. – Лондон должен увидеть леди Блэквуд.

***

- Возьми Щит Деигре с собой, - Кэтал снял со своей шеи серебряный амулет и протянул его сестре. На следующий день она должна была отплыть в Англию вместе со своим мужем, рыцарем сэром Годфри Гизборном. Они решили проститься сейчас, накануне, чтобы им никто не мешал. С самого детства они были неразлучны, и Кэтал не представлял себе, каким будет существование в Таре без нее. Это было все равно что представить, что с завтрашнего дня ему придется жить без одной руки или ноги.
Она отстранила его руку.
- Он принадлежит тебе по праву, Кэтал. Ты наследник Дракона.
- Деирдре! Ты отплываешь в Англию, навеки покидая родную землю, чтобы жить среди чужих и враждебных нам народов! Ты должна взять его. Один раз ты уже чуть не погибла по моей вине, и я не хочу, чтобы это повторилось! Прошу тебя, сестра, возьми этот амулет. Пусть он хранит тебя вдали от дома… и, глядя на него, ты будешь вспоминать зелень наших лесов, величие Тары, любовь нашего отца и мою, и то, что ты ирландская принцесса и в жилах твоих течет кровь Дракона.
- Значит, Щит Деигре покинет Ирландию, которой он принадлежит, - вздохнула Деирдре, сжав ладонь вокруг амулета.
- Как и ты, сестренка… - Кэтал обнял ее. – Мне будет очень тебя не хватать.
- И мне… - прошептала она. Ее большие темные глаза увлажнились, но она быстро заморгала, не желая показать слезы.
- Ты несчастна, Деирдре? – принц сжал ее за плечи. – Он увозит тебя против твоей воли? Только скажи, и я заберу тебя, туда, где англичане никогда тебя не найдут, наши леса встретят их лишь стрелами и смертью… я посажу тебя на Лоннасклеха и увезу прямо сейчас, под покровом ночи, только одно слово, сестра…
- Он мой муж, - улыбнулась она. – И он не увозит меня против моей воли, Кэтал. Я скорблю, что мне придется покинуть нашу прекрасную землю… но не скорблю, что стала женой сэра Годфри. Он благородный и доблестный рыцарь, как и сказал отец.
- Пусть твой доблестный английский рыцарь обращается с тобой, как того требует твоя королевская кровь, и защищает тебя всецело! – нахмурился Кэтал О'Коннор. – А не то я соберу армию и отправлюсь на Лондон, чтобы еще раз выбить его из седла!
Деирдре рассмеялась и сжала руку брата.
- Он это и делает, Кэтал, - тихо сказала она, и ее глаза блеснули.

***

Их корабли были уже готовы к отплытию, принц Джон, поднимаясь на борт, презрительно скривил губы на провожавший их почетный эскорт. Наследник английской короны был очень недоволен опрометчивым, как он считал, поступком сэра Годфри.
- Годфри, зачем же было жениться на дикарке из варварского племени?! Фи, друг мой… Ты хоть представляешь ее, с ее полным отсутствием манер и воспитания, в обществе благородных лондонских дам?
- Разумеется, мою жену сложно сравнить с вашей супругой, мой принц, - сказал Годфри, почтительно наклоняя бритую голову, чтобы скрыть усмешку. Он знал, что скрытый под учтивостью укол попадет в больную точку, Джон терпеть не мог свою жену Изабеллу Глостерскую, которую сосватала ему мать – но Годфри было неприятно, что принц отзывался о Деирдре, его Деирдре, в такой манере.
Принц бросил на него мрачный взгляд исподлобья.
- Если ты так ее желал, мог взять ее силой… зачем же было жениться?
- В этом случае, ваше величество, я бы рисковал проснуться наутро с перерезанным горлом, - усмехнулся Годфри.
- А так ты рискуешь выставить себя посмешищем в Лондоне, да и меня заодно, - проворчал Джон. – Хорошо, что Ричард не взял тебя в свой крестовый поход, ты нашел бы там сарацинку и объявил бы ее леди Гизборн!
Джон в плохом настроении был несносен, но настроение Годфри не могло испортить даже это. Он возвращался из Ирландии с сокровищем, и предвкушал в Лондоне отнюдь не насмешки, а восхищение своим трофеем. Что же до Джона, его обида капризного ребенка лишь вызывала у Годфри тайное злорадство, он слишком много претерпел по вине «лучшего друга» в одной Ирландии, не говоря уже об остальном.
Но Джон вылетел у него из головы сразу же, как только он увидел хрупкую фигурку на палубе, закутанную в дорожный плащ, отороченный мехом. Деирдре смотрела на берег не отрываясь, когда корабль поднял якорь и тронулся, ее взгляд был прикован с исчезающим зеленым берегам. Годфри подошел к жене и обнял ее, она с благодарностью посмотрела на него, но грусть в ее глазах не исчезла.
- Я никогда не бывала так далеко от дома… - прошептала она. Сжимая ее руку, он почувствовал легкий укол вины, что увез ее навсегда от ее любимых зеленых холмов и лесов, и в первый раз задумался, не было ли в словах принца Джона толики правды и сможет ли она вписаться в атмосферу лондонского двора. Но что могло ждать ее в Ирландии? Замужество с каким-нибудь полудиким местным вождем? Он, сэр Годфри Гизборн, первый рыцарь при английском дворе, мог предложить ей много большее… ведь так?
Когда они вышли в открытое море, началась качка, и страдающий морской болезнью принц Джон потребовал его к себе. Вынося стиснув зубы стоны и жалобы Джона, Годфри мог думать только о том, что ей, ни разу не выходившей в море, должно быть, сейчас гораздо хуже. Когда Джон возмутился тем, что женитьба так повлияла на его лучшего друга, что он стал до несносности неразговорчив и угрюм, и с негодованием прогнал его из своей каюты, Годфри вздохнул с огромным облегчением и поспешил к ней. Деирдре держалась лучше, чем он думал, она сидела на узкой постели каюты, обхватив колени руками и глядя в одну точку, и только лицо ее было бледнее, чем обычно. Он попытался разговорить ее, но у него это не получилось, тогда, внезапно преисполнившись нежностью и жалостью к ней, он бережно поцеловал ее, и она, к его удивлению, прижалась к нему, обвив его шею руками и дрожа. Узкая койка каюты была неудобной для супружеских ласк, но он все же нежно занялся с ней любовью, и плавное покачивание корабля, как оказалось, могло приятно в этом способствовать, заменяя стесненную свободу движений. После этого она уснула, и он мягко держал ее в объятиях, прислушиваясь к скрипу досок и плеску волн и думая о том, как встретит их Лондон.

@темы: творчество, "Величайшая Власть"

---

"Величайшая Власть", глава 8

Вот, почитайте, пока меня не будет)))

8: ЗАМКИ И СОКРОВИЩА

Люси проснулась в мягкой огромной постели от брезжущих лучей солнца на своем лице. Было уже утро. Сначала она не сообразила, где находится, не узнав в богатой обивке стен свою маленькую спальню. Она улыбнулась, вспомнив восхитительный и жуткий сон, приснившийся ей этой ночью. Но, заглянув под одеяло и увидев, что все ее одеяние составляет тонкое золотое обручальное кольцо на безымянном пальце, она, покраснев, поняла, что это был совсем не сон. Воспоминания предыдущей ночи заставляли ее щеки гореть. Теперь она была женой лорда Генри Блэквуда во всех смыслах, и проснулась в его доме и в его постели.
Она села на кровати и потянулась. Когда она двигалась, внутри тела все еще давала о себе знать легкая боль, но это заставило ее улыбнуться. Завернувшись в покрывало, она встала и подошла к распахнутому окну, из которого открывался прекрасный вид на окружающие леса, и вдохнула теплый свежий воздух. Утреннее солнце золотило темно-серый, почти черный камень башен и крыльев роскошного замка лорда Блэквуда.
Люси отошла от окна и окинула взглядом комнату в поисках хоть чего-нибудь, что она могла бы одеть. Старинная дубовая мебель с позолотой, должно быть, стоила целое состояние, как и огромный восточный ковер с темно-красным узором на полу. Над кроватью в изголовье, между расшитыми складками балдахина висела странная и очень красивая, хоть и жутковатая, картина – девушка с длинными темными волосами и бледной кожей, сжимающая в руке ярко-алое яблоко… глаза девушки закрывала протянутая откуда-то сбоку рука с длинными темными ногтями, покрытая змеиной чешуей. Люси подошла к огромному резному гардеробу и заглянула в него. И тут же ахнула в восхищении – там рядами висели восхитительные платья, шелковые, атласные, батистовые, бархатные, самых разных цветов… дома она и представить себе не могла такого великолепия.
В дверь тихо постучали, и она отворилась. От неожиданности Люси выронила покрывало, и осталась стоять абсолютно без всего.
Вошедшая девушка, принесшая поднос с кофе и горячими, ароматными булочками, ахнула и опустила глаза в пол, сначала покраснев, затем побледнев.
- П-простите, мэм… я не знала, что вы уже встали… мне было велено принести вам кофе в постель… - проговорила она, заикаясь и заметно дрожа.
- Ничего страшного… - залившаяся краской Люси забралась обратно в кровать и натянула одеяло до ушей. – Как тебя зовут? – спросила она, откусывая от булочки и пытаясь справиться с собственным смущением от того, что первая встреченная ей в доме ее мужа служанка застала ее абсолютно голой посреди комнаты.
- Грейс, мэм… пожалуйста, простите меня, я не хотела причинять вам неудобства… - губы бедной девушки дрожали. Да она чем-то смертельно напугана, подумала с удивлением Люси.
Когда новоиспеченная леди Блэквуд закончила с булочками и кофе, Грейс помогла ей выбрать платье и одеться. Люси выбрала нежно-фиалковое платье с отложным кружевным воротничком, достаточно скромное, особенно по сравнению с некоторыми другими платьями из шкафа, но показавшееся Люси очень элегантным. Горничная, помогавшая ей одеться и уложить волосы, была все же так же взолнована и напугана, и Люси заметила, что девушка смертельно побледнела, когда ее взгляд упал на картину над кроватью, и пару раз перекрестилась, думая, что хозяйка не видит ее. Поведение горничной показалось Люси странным, и это впечатление еще более усугубилось, когда, открывая перед госпожой дверь, девушка подняла на нее глаза и прошептала:
- Прошу вас, мэм… я ужасно извиняюсь за причиненную вам неловкость… обещаю вам, этого больше не повторится… но, прошу вас, не говорите ничего милорду…
- Я не думаю, что милорду будет это интересно, Грейс, - ответила Люси, пожав плечом. Откровенно говоря, это уже стало ее немного раздражать, она сама хотела бы забыть о неловком инциденте, и ей было неприятно, что горничная дрожит перед ней, как осиновый лист, как будто бы она была чудовищем.
Впрочем, она тут же забыла о своей досаде – так как, выходя из спальни, услышала доносящийся снизу знакомый громкий голос.
- Да что же ты делаешь, олух! А ну опусти сундук, совсем сдурел?! Да его двое еле погружали в коляску, он же железом обит!
Люси выбежала на лестницу на звук этого такого родного резкого голоса, и ее глазам представилась картина: вчерашний бородатый великан, взвалив на плечи громадный старый дорожный сундук сэра Ричарда, куда, очевидно, сложено было все «приданое» Люси (она уму не могла приложить, чего могло набраться на целый сундук), поднимал его вверх по лестнице, причем, как видно, затрачивал на это не больше усилий, чем если бы это была дамская сумочка. За ним по пятам следовала возмущенная Дженни, рыжие волосы которой выбились из-под слегка побитой молью шляпки с цветком, которая считалась у нее лучшей.
- Дженни! – просияла Люси и бросилась обнять свою верную компаньонку. Ирландка стиснула ее в объятьях и чуть не прослезилась, но вскоре опять перевела внимание на огромного француза, яростно жестикулируя при этом.
- Мисс Люси, эта дубина выхватил у меня из коляски сундук вашего папеньки с вашим приданым, да так сам его и волочет, я ему говорю, что он надорвется, а он к тому же еще и по-английски почти не говорит, двух слов связать не может, здоровенный кретин, - Дженни почти задыхалась от негодования, следуя за великаном вверх по лестнице и дальше по коридору.
- Bonne matinée, madame, - семифутовый француз вежливо поклонился Люси, внеся сундук в ее спальню и поставив его на пол. Люси робко улыбнулась ему в ответ. Она все еще немного его побаивалась, слишком уж устрашающий у него был вид.
- Вы не должны судить Дрэзера слишком строго, ведь он поступил галантно. Он все же француз… И добро пожаловать в мой дом, дорогая миссис Дженни Фитц-Брайан, - послышался чуть насмешливый голос от двери спальни.
Люси круто обернулась.
- Генри… - прошептала она.
Ее муж стоял в дверях, улыбаясь, жилет, как влитой сидевший на его белоснежной рубашке, как всегда, выгодно подчеркивал его великолепную фигуру. Лорд Блэквуд пересек комнату, подойдя к ней, и обнял ее. Она спрятала свое лицо у него на плече, ей внезапно стало неловко показывать присутствовавшим Дженни и Дрэзеру, как она счастлива. Он заставил ее посмотреть на себя, мягко подняв ее голову за подбородок. Она была высокой девушкой, и зачастую встреченные ей мужчины оказывались с ней одного роста или даже ниже, но он был на целую голову выше ее.
- Я надеюсь, тебе хорошо спалось, любимая, - прошептал он, и в глазах загорелись озорные золотистые искорки.
Люси кивнула, краснея. Сейчас, когда она смотрела в резкие мужественные черты его лица, воспоминания предыдущей ночи сразу же вставали у нее перед глазами. Он нежно поцеловал ее в губы.
- Я оставлю тебя ненадолго, наверное, вам с Дженни хочется обустроиться. И спускайся к столу, завтрак уже ждет… моя дорогая жена, - улыбнулся он ей.
После того, как мужчины оставили их одних, и Люси и Дженни, вволю наобнимавшись и нарадовавшись друг другу, принялись распаковывать сундук, Люси обнаружила, что многие вещи из «приданого» были далеко не необходимыми, а если быть конкретнее, то разным старым хламом.
- Дженни, зачем мне моя старая деревянная лошадка-качалка? – вздохнула Люси, вынимая из сундука большую тяжелую игрушку и мысленно пожалев Дрэзера.
- Ну, вы теперь дама замужняя, так что в скором времени лошадка может вполне пригодится… - усмехнулась Дженни. – И, может статься, даже скорее, чем вы думаете… учитывая то, что произошло с вами этой ночью, судя по тому, как долго вы спали… надеюсь, все прошло хорошо, да, мисс Люси? – подмигнула ей ирландка.
Люси покраснела и опустила глаза.
- Да, Дженни, все было хорошо… - улыбнулась она. – Только я никогда не думала, что в первый раз это произойдет со мной на каменной плите в подвале…
- Что-о-о?! – Дженни вытаращила глаза и вскочила. – Мисс Люси, что вы такое говорите, да я сейчас же соберу обратно ваши вещи и увезу вас из этого дома!!!
- Нет-нет, Дженни, все в порядке, все хорошо, я не хочу никуда уезжать… - поспешила успокоить ее Люси. – Все было просто чудесно… это я так пошутила… в общем, неважно. Поверь мне, я очень счастлива с лордом Блэквудом… с Генри, - она с любовью дотронулась до обручального кольца на пальце.

***

Она действительно была очень счастлива. В роскошном замке лорда Блэквуда среди Хэмпширских лесов и холмов Люси чувствовала себя какой-нибудь принцессой из сказки. Ее каждое желание немедленно выполнялось, дни тянулись спокойно и радостно. Слегка омрачало ее настроение лишь то, что большинство слуг, а их было много в таком большом поместье, относились к ней с этим почти испуганным почтением, которое она впервые заметила в своей молоденькой горничной Грейс, а при ее муже, лорде Генри Блэквуде, вообще боялись вымолвить лишнее слово, но его приказы всегда безукоризненно выполнялись. Единственными слугами в доме, которые, на взгляд Люси, вели себя более-менее естественно, были Дженни и Дрэзер: Дженни оставалась Дженни в любой ситуации, она не стеснялась высказывать свое мнение, что часто веселило сэра Генри, Дрэзер, напротив, был молчалив и услужлив, но без тени того почти сверхъестественного страха, который Люси замечала в других слугах. Похоже, он был искренне и глубоко предан ее мужу, и со временем Люси перестала бояться его.
Генри часто брал ее на верховые прогулки, и она показывала ему укромные уголки леса, который он недавно купил у ее отца и который она так любила. Люси была просто счастлива, что может снова гулять в нем и наслаждаться любимыми с детства местами. У нее шла голова кругом от роскоши, которой был окружен дом лорда Блэквуда (больше всего ей нравилось огромное количество новых платьев, которые она переодевала по три раза на день – но Генри сказал ей, что в Лондоне ее ждут платья куда роскошнее, и идеально подогнанные по ее фигуре), от внимания, которым он ее окружил, и от уроков, которые он ей давал.
Эти разного рода уроки были весьма волнующи. Прежде всего, он учил ее любви. В постели лорд Блэквуд был страстным и ненасытным, и во вторую же их ночь Люси поняла, что возможно испытать и большее блаженство, чем в ту первую ночь в ритуальной комнате подвала. Он любил ее каждую ночь, и был то нежным и ласковым, то властным и жестким и почти жестоким. Люси сама не могла сказать, что нравилось ей больше. Временами она чувствовала боль, иногда просто оттого, что природа одарила лорда Блэквуда весьма щедро, а ее тело было совсем еще не приучено к мужской любви, иногда он нарочно причинял ей боль, его это возбуждало. Иногда он связывал ее, один ее вид, обнаженной или в тонкой ночной рубашке привязанной к креслу или к кровати, заставлял его твердеть от возбуждения, и тогда он разрезал на ней веревки и клал ее руку на себя, заставляя скользить взад-вперед, доставляя ему удовольствие. Также он научил ее ласкать саму себя, он как будто знал все тайные, сокровенные точки на ее теле, приносившие больше всего наслаждения… он подвигал к кровати большое зеркало и приказывал ей ласкать себя, в то время как он смотрел, а затем присоединялся и занимался с ней любовью. Поначалу все это очень смущало ее, но это было так приятно, что она стала с лихорадочным нетерпением ждать следующего «урока». Спальня была далеко не единственным местом, где они предавались любви. Однажды он приказал ей раздеться в саду. Она в смятении попыталась возразить, ведь их могли увидеть слуги, но он лишь вопросительно поднял бровь. Они также спускались в его потайную комнату, исписанную символами, и одни воспоминания об этом заставляли ее краснеть. Один раз он привязал ее к жертвеннику, завязав ей глаза черным шелковым платком, и она чувствовала, как он медленно водил по ее животу и грудям чем-то холодным и острым. Затем зазвенел отброшенный в сторону металл, и он грубо овладел ей, почти изнасиловал ее, так что весь следующий день все внутри саднило. Но он мог быть и безгранично нежным, в некоторые их ночи он покрывал поцелуями каждый миллиметр ее тела и шептал, как любит ее. Однажды он посреди ночи поднял ее из постели, усадил ее, полусонную и в одной ночной рубашке, на свою лошадь и отправился с ней в лес, где уложил ее на лужайку и взял ее прямо на траве, под мягко шелестевшими в ночи листьями деревьев и проглядывавших между ними звездами.
Но все это было не единственным, что она открыла в супружеской жизни с ним. Люси всегда догадывалась, что мировоззрение лорда Генри Блэквуда сильно отличалось от общепринятого, и расписанная мистическими символами подземная ритуальная комната брачной ночи, а также оккультные татуировки, покрывающие все его тело, лишь подтверждали эти опасения. Он стал приоткрывать перед ней свой мир завораживающей, жуткой и в то же время пугающе красивой Тьмы. Началось все с книг. У него была огромная и великолепная библиотека, и, показав ее восхищенной Люси, которая всегда любила книги, он с улыбкой сказал, что теперь вплотную займется ее образованием. Со Стокером она уже была знакома, и он выдал ей целую стопку книг других авторов для изучения. Другой восемнадцатилетней девушке это показалось бы безумно скучным, но Люси приняла книги с восторгом и каждый день погружалась в их темную и загадочную атмосферу – мрачные замки Анны Радклифф, полные леденящих душу тайн, уже знакомые жаждущие крови вампиры Джона Полидори, потусторонние и прекрасные эльфы лорда Дансени, ужасы, описываемые Эдгаром По, и потрясающе реальная, заползающая в душу тьма Артура Мейчена… От всех этих кошмаров впечатлительная Люси, бывало, просыпалась ночью, дрожа, но ее муж всегда был рядом и, обняв ее, успокаивал и убаюкивал. Однажды, когда ее вновь охватил необъяснимый страх, он сказал, «Ты защищена», и улыбнулся, прижимая ее к груди. Впрочем, ей дозволялось читать не все книги. Однажды она нашла на полке старинную книгу в черном кожаном переплете, когда она взяла полистать ее, она не поняла ни слова, так как текст был на латыни, которой она не знала, и на каком-то другом, вообще неизвестном ей языке. Там также были и иллюстрации, нарисованные рукой картины рогатых демонов, оскаливших пасти и высунувших языки, совокупляющихся друг с другом и с людьми, и мучающих человеческие существа самыми изощренными способами… Люси чуть не стало дурно при виде этих рисунков, она поспешно закрыла книгу и задвинула ее на место, и потом долго не решалась даже подойти к этому углу библиотеки. В другой раз она увидела, как Генри что-то читает с играющей на губах улыбкой, она подошла к нему узнать, что это, и попросить поделится книгой, вызвавшей его удовольствие, но он убрал книгу – на обложке она успела прочитать имя какого-то маркиза де Сада – и, усмехнувшись, сказал, что пока это чтение не для нее.
В его кабинете в клетке жил огромный черный ворон. Его звали Бран – древнее кельтское имя, как сказал ее муж - и лорд Блэквуд сам кормил его из рук кусочками окровавленного сырого мяса. Люси страшно боялась его, особенно когда Генри выпускал его полетать по дому. Он говорил, что это его фамилиар, существо, помогающее ему в магических опытах и заклинаниях. По словам Генри, фамилиар являлся неотъемлемой частью мага, поэтому Люси должна была обращаться с птицей ласково и не выказывать страха, как-то раз он посадил ворона ей на руку, когти Брана сильно впились в нее, чуть не порвав платье, а черные глаза-бусинки смотрели пристально и немигающе.
Как-то раз она спросила своего мужа, в чем суть того, во что он верит. Он улыбнулся этой особой улыбкой, придававшей его лицу это хищное выражение, и она снова, в который раз, почувствовала, что тает под его пронзительным взглядом.
- В наслаждение. Силу. Власть. И Свободу. Полную, безграничную Свободу, - ответил он, слегка прищурив зеленые глаза. – Представь, что нет никаких ограничений и запретов. Что ты можешь делать все, что угодно. Что все дозволено. В этом и есть суть Тьмы, моя маленькая Люси.
Ей показалось, что она поняла его. Она испытывала это чувство безграничной, пьянящей свободы, когда он давал ей эти странные средства, порошки и микстуры, когда она, сидя на полу в начерченной им перевернутой пентаграмме, вдыхала терпкий аромат курений, от которого сильно кружилась голова, но возникало восхитительное ощущение легкости во всем теле.
- Что это, Генри… - шептала она, когда стены комнаты начинали приятно подрагивать и слегка вращаться, источая сладкий жар, разливающийся по всему ее телу.
- Яд… - улыбался он, давая ей вдохнуть странный белый порошок, смазывая ее губы слегка покалывающей приятной на вкус субстанцией, поднося к ее губам бокал с искрящейся в свете свечей прозрачно-зеленоватой жидкостью, похожей на вкус на очень крепкое вино…
- Еще… я хочу еще… - она жадно тянулась рукой за новой порцией волшебных ощущений, как капризный ребенок.
- Нет, больше нельзя… - он мягко отстранял ее руку, сжимая ее в своей и покрывая долгими нежными поцелуями.
Ей казалось, что комнату наполняли странные существа, глядевшие на нее из сгустившегося тумана, а татуировки на его теле начинали оживать и двигаться, словно извивающиеся змеи, а за его спиной ночная тьма сгущалась и превращалась в черные крылья…
Он опускал ее на расчерченный углем пол и овладевал ей, и туман в голове настолько обострял все ощущения, что она уже не сдерживала громких стонов и криков, забыв про слуг, забыв про все на свете.
- Ты знаешь, как называется эта картина? «Искушение»… - шептал он в другую ночь, поставив ее на четвереньки на постели перед картиной с девушкой с яблоком и закрывавшей ее глаза змеиной рукой, раздвинув ее ноги и грубо войдя в нее сзади. – Она чувствует сладкий вкус яблока… но не видит окутавшей ее Тьмы… пока не станет слишком поздно… - она вскрикивает от боли и страсти, он довольно смеется. Его смех отдается наслаждением во всем ее теле. – Я буду искушать тебя… я погружу тебя во Тьму…

***

Иногда он закрывался в своем кабинете, и Люси было позволено бродить по всему замку, что она очень любила. Внутри замок казался еще большим, чем снаружи, он был просто невообразимо огромен, и хотя леди Блэквуд уже провела в имении своего мужа две недели, она так еще и не обошла всех помещений. Ей часто казалось, что она вот-вот заблудится в бесконечных коридорах, старинных, богато украшенных комнатах, просторных залах с высокими сводами, где звук шагов отдавался гулким эхом…
Сейчас она вышла как раз на такую исследовательскую прогулку, тем более что погода испортилась, и льющийся за окнами дождь не располагал к отдыху на свежем воздухе. Она находила, что брождение по замку и сопутствующее ему вынужденное уединение – несмотря на большое количество слуг, в таком огромном поместье было легко затеряться – успокаивали ее, а сейчас это было ей необходимо. Генри был сегодня не в духе, и утром она стала свидетельницей ужасной вспышки его гнева. После того как ситуация разрешилась, он нежно поцеловал ее в лоб, и сказал, что ему нужно поработать одному в кабинете, при этом громко хлопнув дверью со всей силы. Люси до сих пор было не по себе от тех воспоминаний, она никогда прежде не видела его в такой ярости.
При этом, по такому, как ей казалось, не очень значительному поводу. Она уже давно заметила, что ее горничная, Грейс, вела себя очень странно, но вскоре перестала обращать на это внимание, так как большинство слуг вели себя похоже, скованно и пугливо, а Грейс к тому же была еще очень юной и, должно быть, очень впечатлительной девушкой. Леди Блэквуд раздражало постоянное затравленное выражение страха в глазах служанки, превращавшееся в почти панический ужас в присутствии мужа Люси, но ей было жалко девушку. Дженни каким-то непостижимым образом успела в кратчайшие сроки узнать всю подноготную всех слуг в доме лорда Блэквуда, и о Грейс рассказала, что та происходит из деревенской порядочной и набожной семьи без гроша, и жалование, получаемое ей от Блэквуда, является единственным источником их существования. С тех пор Люси прониклась к девушке симпатией – она знала, что такое быть бедной и не иметь ни гроша. Дженни, хитро улыбаясь и потягивая превосходный шерри из буфета лорда Блэквуда, еще упомянула, что на Грейс засматривается их молодой конюх, Джимми, но Люси тогда не обратила на это внимания. Она решила отнестись к горничной ласково и с добротой, и подарить ей одно из своих старых платьев, так как все равно ее шкаф ломился от новых великолепных нарядов, но девушка отказалась. Люси попробовала уговорить ее, сказав, что наверняка ей хотелось бы хотя бы чуть-чуть попробовать оказаться на ее, Люси, месте, и она, Люси, это прекрасно понимает.
- О нет, мэм… - сказала девушка, вздрогнув. – Я бы ни за что не хотела оказаться на вашем месте. Не мое место говорить вам такое, но я не понимаю, как вам не страшно…
Люси знала от проницательной и вездесущей ирландской вдовы, что Грейс считает дом и его хозяина одержимыми нечистой силой, и не стала продолжать эту тему. На следующий день Генри заговорил об их предстоящей поездке в столицу, и между делом бросил горничной своей жены:
- Ты поедешь с нами в Лондон, Грейс, - Люси показалось, что в его глазах опять мелькнул этот хищный блеск. Грейс побледнела как полотно и оперлась рукой о стул.
- Нет, сэр… Я не могу… - пролепетала она, дрожа. – Простите меня, но я никак не могу…
Он развернулся в кресле к ней, слегка прищурив глаза и приподняв брови в удивлении. Казалось, он вообще не ожидал от нее ответа. Она почти съежилась под его пристальным взглядом.
- Моей жене нужна горничная, и для тебя это огромная честь, - проговорил он с расстановкой, подчеркивая каждое слово, словно по-другому она была не в состоянии понять его. Его взгляд стал холодным и жестким. – Мне говорили, что ты слаба умом, но я не подозревал, насколько. Я, кажется, плачу тебе весьма щедрое жалование, без которого ты и твоя семья умерли бы с голоду. Я никого здесь не держу силой, но ожидаю, что мои приказы будут выполняться. Я достаточно ясно выразился?
Девушка кивнула, присев в почтительном поклоне, и отвернулась. Люси заметила, что она глотает слезы.
Если то его обращение показалось Люси жестоким, то она и представить себе не могла бурю, разразившуюся сегодня утром. Она спустилась в большую гостиную на шум - крики и звон разбитого стекла болезненно напомнили ей пьяные припадки ее отца. Графин лежал на блестящем паркете в осколках, лицо сэра Генри было смертельно бледным и искаженным от ярости, глаза метали молнии. Из перешептывания слуг она узнала, что ее горничную Грейс застали в объятьях конюха Джимми, с которым она, очевидно, провела ночь. Побледневший и дрожащий парнишка во всем признался и сказал, что недавно сделал Грейс предложение и собирается узаконить их отношения и создать семью, но это не утихомирило гнева лорда Блэквуда.
- Привести сюда эту потаскуху!!! Я оказал ей величайшую честь, поставив служить моей жене, леди Блэквуд, и как она отплатила мне за то, что я спас ее и ее семью от нищеты и выгребной ямы, в которой им было суждено гнить?! – он зажимал рукой рану на ладони, очевидно, он в ярости ударил по стеклянному графину, разбив его и порезав руку, с пальцев капала кровь.
Когда силой привели трясущуюся и заливающуюся слезами Грейс, он со всей силы ударил ее наотмашь по лицу, так что она буквально отлетела в другой угол комнаты. Она поднялась с колен, судорожно всхлипывая и что-то невнятно бормоча, из носа у нее шла кровь, и она размазывала кровь и слезы по лицу. Люси была слишком парализована увиденным, чтобы вступиться за несчастную девушку, она никогда не видела его таким, он напоминал сейчас рассвирепевшего дикого зверя, готового растерзать жертву в клочья.
- Грязная шлюха… - прошипел он, приближаясь к девушке, та, рыдая, отползла в сторону, прикрывая лицо рукой. В дверях виднелись бледные лица слуг. – Ты даже не представляешь себе, как тебе повезло… Вон из моего дома! Даю тебе полчаса на сборы.
Он повернулся к великану-французу, позади которого виднелось побелевшее лицо Дженни:
- Дрэзер! Займись этим Джонни… или Джимми… как его там!
Позже Люси сидела рядом с ним на диване, осторожно перевязывая ему раненую руку – в сознании всплыло воспоминание о том, как когда-то он бережно так же перевязывал ее ладонь своим платком, он был таким нежным и ласковым тогда, невозможно было поверить, что это был тот же человек, который только что пришел в такое неописуемое бешенство, она ясно видела в его глазах, что он был готов убить бедную девушку-служанку, только за то, что она позволила себе отдаться любви. Он все еще дрожал от ярости, и к побелевшим губам еще не вернулся цвет.
- Дорогой, Генри, ну что ты… не волнуйся так… - она попыталась его успокоить.
Он перевел на нее взгляд, и она сжалась от этой леденящей убийственной ярости в его глазах.
- Я не люблю, когда мои планы рушатся, - прошипел он сквозь зубы, его голос был глухим и сдавленным, у Люси вновь возникло сравнение с диким свирепым зверем.
- Какие планы? – прошептала она. Он пугал ее.
- Всего лишь то, что я планировал, что эта жалкая девчонка будет твоей горничной в Лондоне, - ее вопрос несколько вернул его в чувство, он выдавил улыбку, но улыбка получилась холодной и жутковато-неестественной. – Ведь тебе необходима горничная. Я не хочу, чтобы ты ни в чем нуждалась, Люси.
- Дженни может быть моей горничной, - улыбнулась она. – По крайней мере, она справлялась с этой задачей последние восемнадцать лет, и ты же разрешишь мне взять ее с собой в Лондон… Ведь она прекрасно послужит для этой цели!
- Для этой цели, возможно… - пробормотал он и усмехнулся. – Дженни… По крайней мере, мне повезло в том, что в этом злосчастном графине была вода, а не брэнди, а то наши отношения с почтенной Дженни могли бы серьезно ухудшиться.
У Люси потеплело на душе оттого, что он пришел в себя и шутит, и она робко приобняла его, но все равно утреннее происшествие сильно испугало ее и оставило неприятный осадок. Грейс собрала свои скудные пожитки и ушла из дома пешком, даже не дожидаясь коляски.
Сейчас лорд Блэквуд был в своем кабинете, и Люси находила, что прогулка по дому успокаивает ее. Ее шаги отдавались гулким эхом в коридорах замка, коридоры и комнаты сменялись друг другом, а со стен смотрели старинные портреты давно ушедших людей. Ее любимые две картины висели в библиотеке, и, толкнув тяжелую дверь и оказавшись в обществе книг с их поблескивающими золотом корешками и своеобразным, но приятным запахом бумаги и знаний, она вновь увидела их по обе стороны камина. Это были портреты бабушки Генри, леди Жезебель Брэнд, и его матери, леди Рейчел Блэквуд, еще до ее замужества, когда она была еще мисс Рейчел Брэнд. Леди Жезебель взяла внука в этот дом, когда ребенком он остался совсем один. Некоторые очень старые слуги еще помнили ее и произносили ее имя не иначе как шепотом. Генри как-то раз во время одного из мистических ночных опытов сказал жене, что именно бабушка Жезебель первой научила его проникать в темные тайны мироздания. На портрете была изображена высокая женщина средних лет в строгом черном платье – бесспорно, очень красивая, но было в ней что-то пугающее и даже отталкивающее. В яркой внешности леди Жезебель угадывалось ее происхождение южных кровей, ее можно легко было принять за испанку или итальянку, если бы не удивительная и даже неестественная бледность ее кожи, резко контрастирующая с темным колоритом. Ее длинные черные волосы были убраны наверх, из прически на плечо спадала прядка, прежде всего на лице выделялись огромные черные глаза, пристально и внимательно глядящие с портрета. На губах застыла легкая улыбка, которая напомнила Люси хищную улыбку ее мужа. Люси любила смотреть на этот портрет, он чем-то завораживал ее и в то же время пугал. В лице леди Жезебель Брэнд, в ее восковой бледности было что-то почти нечеловеческое, Люси пришло на ум ужасное сравнение с застывшим белым лицом лежавшей в гробу молоденькой родственницы, на похоронах которой они с отцом присутствовали несколько лет назад.
Портрет леди Рейчел производил совершенно другое впечатление. Генри совсем не знал своей матери – она умерла в родах, давая ему жизнь. На портрете была изображена совсем юная девушка, почти ребенок, младше самой Люси. Она была поразительно красива, ее резковатые, но правильные черты напоминали черты ее матери и сына, но в ней не было и тени той хищной угрозы и леденящего холода, что чуть не осязаемо исходили от портрета леди Жезебель и иногда так явственно проявлялись в лорде Генри Блэквуде. Леди Рейчел – в то время еще мисс Рейчел Брэнд – светилась каким-то особенным, внутренним теплом, художник мастерски передал даже счастливые и озорные искорки, играющие в ее ореховых глазах. Каждый раз, глядя на портрет матери ее мужа, которая не прожила и двух дней с рождения своего первого и единственного дитя, Люси думала о том, как это ужасно и несправедливо, что этой юной красавице, несомненно, полной надежд и мечтаний, была уготована такая скорая и страшная смерть.
Окно распахнулось от сильного порыва ветра, подоконник и паркет залил дождь, Люси поспешила закрыть окно, чтобы вода не испортила ценные книги. При этом она заметила, что тяжелая портьера слева от бабушки Жезебель слегка шелохнулась, мелькнул блеск отполированного дерева и металлической ручки. С восторгом Люси обнаружила за портьерой еще одну дверь, и с еще большей радостью нашла, что она не заперта. Приоткрыв ее и войдя внутрь, она увидела, что в библиотеке был скрыт еще целый громадный зал, с кипами старинных манускриптов на полках и пыльным запахом древности, витающим в воздухе. На стене красовался огромный герб Брэндов, семьи матери сэра Генри, который он сделал и гербом Блэквудов – черный лев, вокруг которого обвился огромный змей. Под ним среди ломившихся от древних текстов шкафов стоял старинный письменный стол, должно быть, еще восемнадцатого века. Люси села в кресло напротив него, восхищаясь количеством сокровищ, хранящихся в этой комнате. К сожалению, она не читала ни по латыни, ни по-гречески, ни даже на староанглийском, но все равно у нее дух захватывало от этой богатейшей коллекции, которой мог бы позавидовать любой музей. Опустив глаза, она увидела, что один из богато украшенных ящиков стола слегка приоткрыт. На его дне что-то смутно поблескивало. Ее пальцы нащупали холод металла.
Это был маленький круглый амулет из потемневшего серебра. Он держался на переплетенных вместе кожаных ремешках, от которых исходил странноватый резкий запах – должно быть, их смазывали какой-то особой субстанцией, чтобы они не рассыпались от времени. Кожа была испещрена маленькими непонятными символами и в нескольких местах потемнела от бурых пятен. Сам амулет изображал свернувшегося в кольца дракона.
Вместе с ним в ящике старинного стола лежала небольшая книжечка из темной кожи. Люси вынула ее и осторожно положила на стол рядом с амулетом. Ей было немного страшно открывать ее – воспоминания о томике из библиотеки, наполненном ужасающими демонами, все еще были живы в ней – но в книжечке не оказалось ничего, кроме исписанных убористым изящным почерком страниц. Перелистнув рукопись на первую страницу, Люси прочитала:
«6 июля 1815 года. Меня зовут Жезебель Брэнд. Уильям учит меня писать и читать. Я учусь быстро, это не составляет никакого труда для…» - дальше текст был густо вымаран чернилами, – «Он говорит, что я всего лишь должна выучить английский и французский, чтобы сойти за обычную леди. Но я также прочитала все манускрипты в его библиотеке, на латыни, греческом, староанглийском, гаэлике – и вдобавок еще некоторые заклинания на древнем иврите, а также древнеегипетских и китайских иероглифах показались мне интересными. Мой доблестный полковник с присущими ему очарованием и тактом, говорит, что его дед, собравший, по его выражению, «весь этот хлам», был не в своем уме. Странно слышать это от мужчины, который так недавно умирал в глухом и темном колодце, когда…» - текст был опять вымаран, - «Я решила записать историю его предков, ведь и в его жилах течет кровь Дракона. Ниже следует легенда, собранная мной из многочисленных рукописей, манускриптов и свидетельств».
У Люси перехватило дыхание. Это была легенда сэра Годфри и леди Деирдре. Перелистывая страницы, почти восемьдесят лет назад исписанные покойной бабушкой ее мужа леди Жезебель, Люси с замиранием сердца узнавала пересказанную ей лордом Блэквудом историю. Более того – она поняла, что ее собственные сны, видения и мечты об ирландской принцессе и норманнском рыцаре были правдивы. Сэр Годфри действительно спас Деирдре О'Коннор от костра. Осознание того, что ее видения совпали с событиями действительной легенды, парализовало ее. Это говорило о том, что воистину человек обладал гораздо большими возможностями познания, чем было принято полагать, и реальности могли накрывать друг друга, как волны морского прилива. Поудобнее устроившись в кресле и облокотившись на стол, Люси жадно начала читать изящные мелкие строчки, написанные восемьдесят лет назад красивым старательным почерком леди Жезебель Брэнд и повествующие о еще более давних временах.

@темы: творчество, "Величайшая Власть"

---

Очередное прощание)

Итак, я завтра опять уезжаю, но 31го вернусь и уже буду всегда с вами!)))))))
Да пребудет с вами Темная Сторона Силы в лице годфруальнейших злодеев Марка Стронга.

---

"Власть" и глава 7, где наш рейтинг grows Strongly)))

^^ Я, кажется, давно вам это обещал...
Здесь и далее в фанфике присутствует рейтинг как минимум NC-17)))

7: ТЬМА И ОГОНЬ

Впереди виднелись стены Тары. Их уже заметили – Годфри увидел приближающийся к ним конный отряд. Знамя с фамильным гербом О'Конноров, черным окаймленным золотом драконом, колыхалось на ветру. Вот он и доставил ее в безопасность дома. Годфри чувствовал громадное облегчение и сильную усталость – ведь он не сомкнул глаз всю ночь, охраняя ее сон. И еще легкую грусть – Деирдре была спасена и в безопасности, но их поездка вдвоем, наедине, была закончена, и теперь она снова станет принцессой, а он – рыцарем из стана их извечных врагов-поработителей, пусть и неохотно сплотившихся с ирландцами сейчас ради общей цели.
Сидя впереди в его седле, Деирдре легонько дотронулась до его вышитого на сюрко герба – черного льва на фоне из золотых и серебряных полос. Ее прикосновение заставило его пульс участиться.
- Мое видение… - прошептала она. – Я видела тебя, еще до того как ты приплыл к нашим берегам. Черный лев, появляющийся из языков пламени… Но, оказалось, ты пришел не растерзать меня, а спасти.
- Я рад, что твое видение сбылось, - улыбнулся Годфри. Он слегка прижал ее к себе, почти ожидая, что она оттолкнет его, но она не отстранилась. – К нам скачут люди твоего отца. Ты дома, Деирдре.
- Отец убьет меня, - вздохнула она.
- Он будет без ума от радости, глупая ты девчонка.
- Не смей так говорить со мной, англичанин, - она прищурила глаза.
- Не называй меня англичанином. Мое имя Годфри, - отпарировал он.
Он ожидал очередной вспышки ярости, но она улыбнулась, опустив ресницы. С того происшествия ночью она избегала смотреть ему в глаза и была странно притихшей, хотя то холодное оцепенение спало с нее. Иногда он ловил на себе ее взгляды, и от этого у него перехватывало дыхание, но она тут же отводила взгляд. А он не мог забыть тех минут в пещере, когда она прижималась к его груди, и того внезапного украденного поцелуя, пьянящего вкуса ее губ с соленым привкусом слез.
Когда он доставил ее в руки Рори О'Коннору и поднявшемуся с постели раненому принцу Кэталу, королевская семья была вне себя от радости. Старый король обнял ее и крепко прижал к себе, и Годфри заметил, что его руки дрожат. Бледное лицо Кэтала, еле стоявшего на ногах от полученной раны, светилось счастьем, и глаза блестели от слез. Годфри, не привыкший к семейному теплу, почувствовал себя лишним и посчитал, что лучше будет оставить О'Конноров одних. Когда Деирдре обернулась, желая поблагодарить его и рассказать отцу и брату о его подвигах, его уже не было.

***

Люси стояла в самом отдаленном углу сада и пыталась рисовать на большом мольберте. Она хотела нарисовать фею, но получалось что-то темное и страшное, с длинными руками и спадающими на лицо черными волосами. Она любила эту заросшую область сада, здесь никто не мешал ее уединению, и ей казалось, что она оторвана от всего мира, чего ей и хотелось. Впрочем, со стороны дома все же доносились возгласы чем-то возмущенного сэра Ричарда. В последнее время отец все больше и больше пил, даже Дженни, сама любившая приложиться к бутылке, беспокоилась за него, так как его здоровье и вправду стало сильно ухудшаться в последнее время. Люси вздохнула и снова взялась за карандаш, пытаясь смягчить рисунок, но все, что у нее получалось, были резкие, изломанные линии.
Внезапно ей показалось, что кто-то смотрит на нее со спины. Она отложила карандаш и посмотрела на густые, заросшие сорняками заросли впереди, почему-то не решаясь оглянуться. Среди зелени и диких роз трещали кузнечики.
- Люси.
Ее как будто ударило током. Она резко обернулась. Он стоял позади нее, на усыпанной гравием дорожке. В своем безупречном темном костюме, тройке с темно-коричневым с золотом жилете и белоснежной рубашке. У нее перехватило дыхание. Она зажмурила глаза, в полной уверенности, что спит и видит сон, но когда она открыла глаза, то увидела, что он все так же стоит перед ней, теперь с легкой улыбкой на тонких губах. Должно быть, она не слышала, как он приехал. В горле пересохло, ее как будто парализовало. Она просто стояла и смотрела на него, не в силах сказать ни слова.
Он пересек разделявшее их расстояние. Взял ее за плечи. Притянул к себе. Все ее мысли перепутались, он держал ее крепко и не отпускал. В его лице появилось что-то новое, довольное выражение абсолютной уверенности, так мог бы выглядеть могущественный властитель. Она и не представляла себе, как сильно истосковалась по этим темно-зеленым глазам.
- Я вернулся к тебе, как и обещал, - его улыбка согревала жесткие и обычно холодные черты лица. – Ты рада меня видеть, Люси?
Она кивнула, все еще не в состоянии говорить. Ведь это правда, он вернулся к ней. У него не было больше здесь других дел. Он приехал, чтобы увидеться с ней. Эта мысль стучала у нее в висках.
Он прижал ее к себе еще крепче, так, что в глазах у нее потемнело от его близости. Его руки нежно гладили ее по спине, это было против всех приличий, но ей уже было это безразлично. От его прикосновений в теле разливалось остро-приятное тепло, его лицо было совсем близко от нее, в глазах тлели золотисто-ореховые искорки.
- Ты будешь моей женой? – хрипло прошептал он, наклоняясь к ней почти вплотную.
Перед глазами все отчаянно закружилось. Это был сон, конечно, один из ее сладких снов о нем. Но она никогда не хотела просыпаться.
- Да… - выдохнула она, с ощущением, что она падает в водоворот затягивающей глубины его глаз.
Он улыбнулся своей хищной улыбкой, то выражение сознания своего абсолютного могущества вновь расцвело на его лице. Он крепко прижимал ее к своему телу, скользнул одной рукой по ее бедру.
- Моя… - прошептал он, и в его глазах вновь загорелся тот алчный блеск. Прежде чем она успела опомниться, он наклонился и накрыл ее рот своим.
Его губы были горячими и настойчивыми, он слегка прикусил ее губу, так что она ахнула. Подняв на него глаза, она увидела, что он усмехается, и поняла, что он сделал это специально.
- Раскрой губы, - шепнул он ей с той же интонацией мягкого, но властного приказа, которую она уже успела узнать.
Она повиновалась. Он снова впился ей в губы, его язык дразнящее коснулся ее, ее пьянил его запах мужчины, его почти до боли сжимающие ее объятия, грубая страстная сила, с которой он целовал ее… она постаралась ответить на поцелуй, осторожно скользнув кончиком языка между его губ, он слегка сжал ее язык зубами, доставляя удовольствие на грани боли.
Когда он все с той же довольной усмешкой отстранился от нее, она дышала глубоко и часто, щеки раскраснелись, а волосы растрепались.
- Генри… - прошептала она.
- Мне предстоит столькому тебя научить, моя маленькая лесная нимфа, - в его пронизывающем взгляде читалось неприкрытое желание. – Тебе понравится быть леди Блэквуд.
Кровь прилила к щекам еще больше. О, она не сомневалась в этом. Внезапно ее кольнула одна мысль, мысль, которая мучала ее все последние тяжелые дни и о которой она совсем забыла в пьянящем восторге этой встречи.
- Я буду счастлива стать твоей женой, Генри… Но… та женщина… - слова давались ей с трудом. Он был здесь, он приехал за ней, он попросил ее стать его женой, он, несомненно, любит ее, и ей не хотелось вспоминать об этом в такой безумно счастливый день – но она не могла по-другому.
- Какая женщина? – нахмурился он.
- Женщина, из-за которой ты поехал в Лондон. Генри, пообещай мне, что ты больше ее не увидишь…
- Ах, это… О, обещаю, Люси, я больше никогда не увижу ее. Слово лорда Блэквуда, - он как-то недобро усмехнулся, и ей вновь показалось, что в его чертах мелькнуло что-то жестокое и дьявольское. Впрочем, его взгляд тут же снова стал теплым и ласковым. Он вновь притянул ее к себе и нежно погладил по волосам.
- Не беспокойся о своем отце… Я знаю о его… проблемах со здоровьем, и найму для него лучших врачей. Я погашу все ваши долги. Вообще-то, я уже говорил с сэром Ричардом… правда, сначала меня ждал не слишком-то теплый прием, - он подмигнул ей, и Люси улыбнулась, вспоминая донесшиеся из дома громкие крики, - но потом мы с ним поладили, и я сказал твоему отцу, что хочу сделать тебе предложение.
Он снова наклонился и поцеловал ее, но на этот раз очень нежно и бережно.
- Я хочу жениться на тебе как можно скорее. Я хочу обладать тобой, - прошептал лорд Генри Блэквуд, обнимая ее.

***

Солнце почти село, из окна кареты Люси смотрела на то, как его свет окрашивал верхушки деревьев лежащего по ту сторону дороги леса в красновато-золотистые тона. Она любила эти окрестности, и в те не очень частые поездки, которые до сих пор ей доводилось совершать, она всегда не отрываясь смотрела в окно. Это и сейчас помогло ей немного успокоиться. Безымянный палец странно холодил тонкий ободок золотого обручального кольца. Она до сих пор не могла свыкнуться с мыслью, что теперь она его жена, леди Блэквуд, хоть он и сидел рядом с ней, держа ее за руку, и они направлялись в его родовое поместье.
- Как ощущения, дорогая Люси, теперь, когда вы стали замужней дамой? – прошептал ее муж, лорд Блэквуд.
- Не знаю, - она улыбнулась ему. Сердце восхитительно грела мысль, что теперь она принадлежит ему – и очень волновала, учитывая то, что должно было произойти сегодня ночью.
- Пока что это действительно так, - рассмеялся он, его глаза блеснули. – Скоро я отвезу тебя в Лондон.
Она опустила глаза от взгляда этого красивого мужчины с дьявольской хищной улыбкой, который стал ее мужем, но о котором она по-прежнему почти ничего не знала. Его шутка о том, что ей пока что неизвестны особенности семейной жизни, заставила ее сердце на мгновение замереть.
Конечно, он не мог не заметить ее смущения, ведь на это и была рассчитана брошенная им фраза.
- Вспомни, как Джонатан ехал в дорожном экипаже к графу Дракуле, - Блэквуд прижал ее к себе, его взгляд был насмешливым – и настойчивым. – Моя дорогая Люси, если бы в этой карете сидели суеверные крестьянки, они бы принялись чертить в воздухе вокруг тебя знаки от дурного глаза и уговаривать тебя немедленно выйти. Но здесь их нет, и никто тебя не спасет. Ты вышла замуж за дьявола, ты об этом знаешь?
- Зачем ты пугаешь меня, Генри… - сказала она со смущенной улыбкой.
- Я еще даже не начал, - от его глубокого смеха ей было не по себе, но вместе с тем это вызывало приятное волнение. – К тому же, мне нравится смотреть, как ты краснеешь. Этот румянец делает тебя похожей на прекрасное нечеловеческое существо. И ведь в этом есть доля правды… оказывается, я не зря заказал для нашей свадьбы лучшее шампанское из Франции – оно так понравилось сэру Ричарду, твоему папе и моему тестю, что он поведал мне, что в жилах твоей матери текла кровь фэйри.
- Да… она так считала, - кивнула Люси. Странно, что отец решил затронуть эту тему с сэром Генри – все, что относилось к безумию ее матери, причиняло ему боль… но лорд Блэквуд, похоже, обладал такой властью над людьми, что они могли открыть ему все что угодно.
- Это делает тебя волшебным существом, Люси… моя Люси, - он дотронулся рукой до ее щеки. Его пальцы скользнули по ее коже. – Что не может не радовать… хочешь сделать так, чтобы моя Сила возросла?
- Да, конечно… - она не совсем поняла его вопрос. Как ей казалось, сила одного его присутствия не нуждалась в преувеличении.
- Вот и отлично, - прошептал он, скользнув по ней взглядом.
За поворотом Люси увидела его имение, и все ее дальнейшие размышления о том, что же он все-таки имел в виду, потонули в немом восхищении. Это был не дом, а целый замок, огромный и роскошный, пусть и достаточно мрачный, издалека он казался вытесанной из темного камня громадой, но, когда они подъехали ближе, впечатление сменилось на более изящное, башенки и бастионы взмывали ввысь и терялись на фоне уже потемневшего вечернего неба.
- Добро пожаловать в замок Дракулы, леди Блэквуд, - послышался над ее ухом его чуть насмешливый голос. – Правда, граф содержал свое жилище в гораздо большем запустении, чем я. Он много перестраивался с одиннадцатого века – говорят, его фундамент заложил еще Вильгельм Завоеватель… кстати, мой предок. Правда, один мой знакомый сказал, что смешение стилей придает ему некоторую гротескную вульгарность… Он умер, к сожалению. Вам нравится ваш новый дом?
- Генри, это… это просто невероятно… - она не могла подобрать нужных слов, чтобы выразить свое восхищение. По сравнению с этим мрачным дворцом обветшалый Шелтон-Холл казался просто лачугой.
Он усмехнулся. Люси заметила, что почти нигде не горит свет, окна замка смотрели пустыми черными глазницами.
- Он выглядит… заброшенным, - сказала она, еще раз окидывая взглядом дом своего мужа.
- Я отпустил почти всех слуг, - ответил лорд Блэквуд. – Я не хочу, чтобы нам… помешали.
Карета остановилась перед грандиозным парадным входом. Дверцу с почтительным поклоном открыл бородатый великан, почти семи футов ростом, его свирепое лицо было покрыто с левой стороны ужасными шрамами. Люси испугалась его, но лорд Генри Блэквуд ободряюще сжал ее руку и бросил великану пару слов по-французски. К своему стыду, Люси плохо знала французский – в доме сэра Ричарда Шелтона дело плохо обстояло с образованием, и еще хуже с учителями… но, спускаясь из кареты, она поняла, что Блэквуд спросил у француза, все ли готово. Несмотря на угрюмый и свирепый вид, семифутовый детина разговаривал с ее мужем очень вежливо и почтительно, даже подобострастно, а когда Блэквуд похвалил его и похлопал по плечу, тот просиял как ребенок.
- Говорят, муж должен перенести молодую жену через порог своего дома на руках, - шепнул ей лорд Блэквуд и, прежде чем она успела опомниться, подхватил ее на руки. В его сильных руках она чувствовала себя такой защищенной, и это было чудесное ощущение. Она никогда не думала, что чувствовать себя слабой может быть так приятно.
Он перенес ее через парадный порог, дверь услужливо распахнул перед ними бородатый великан. Она ожидала, что он опустит ее на землю, но он не сделал этого. Из освещенного свечами в богато украшенных золотых подсвечниках коридора виднелась огромная лестница, уходящая вверх, и Люси с беспокойством подумала, что ему, должно быть, будет тяжело поднимать ее по лестнице на руках. Но, к ее удивлению, он свернул мимо, все еще держа ее в объятиях, как маленького ребенка.
- Генри, разве твоя… спальня, - она споткнулась на этом слове, она не сомневалась, что он несет ее именно в свою спальню, и от этого ее сердце бешено билось, - на первом этаже?
Он усмехнулся.
- Ты скоро все увидишь, - загадочно пообещал он, его глаза блестели. Он нес ее легко, словно перышко, какой же он, должно быть, сильный мужчина, подумала она. К сладостному ощущению защищенности примешивалось странное чувство полного отсутствия контроля, и она не могла понять, пугало это ее или возбуждало. В этом огромном доме, казалось, не было никого, кроме них, он действительно отпустил всех слуг… помещения были погружены в полутьму, отблески свечей играли на старинных картинах и их золоченых рамах, дорогих коврах, богато украшенных портьерах. Он остановился напротив одной из картин, изображавшей странное искривленное дерево с раскидистыми ветвями, и толкнул ногой практически неприметную дверцу, находившуюся рядом. За дверцей была еще одна лестница. Но эта лестница вела вниз.
- Куда мы идем, Генри? – ее голос странно звучал в закрытых стенах лестничного пролета, по которому он стал спускаться, все еще держа ее на руках. Стены здесь были не обиты, редкие железные подсвечники торчали прямо из голого камня.
- Я же сказал, увидишь, - усмехнулся он. – Сегодня твоя брачная ночь – разве ты забыла? Обещаю тебе, она будет незабываема.
Люси облизнула пересохшие губы – она не забыла. По мере того, как он спускался с ней по лестнице, все звуки затихали. Древние камни поросли мхом – должно быть, это была самая старая часть замка. Его шаги отдавались в каменных стенах гулким эхом.
Наконец, они достигли низа лестницы. Вперед уходил узкий темный проход, который был тускло освещен странным свечением, шедшим откуда-то из его глубины.
- Прижмись поближе ко мне, - прошептал Блэквуд. С его лба стекала маленькая струйка пота, очевидно, он все-таки устал нести ее, но его губы улыбались. – Стены здесь узкие.
Она сделала так, как он сказал, прижавшись лицом к его шее и вдыхая его запах. Ее дыхание было неровным, все внутри замирало от полной неизвестности и пугающей таинственности всего этого. У нее мелькнула мысль, что они спустились так глубоко под землю, что если она закричит, ее никто не услышит. Она не верила в то, что он может причинить ей вред, но тем не менее не могла не чувствовать себя жертвой, уносимой хищником в его берлогу.
Проход заканчивался, странный, колеблющийся свет становился все сильнее, и вот ее муж выступил из открытой двери прохода с ней на руках. Она ахнула. Проход открывался в большую комнату с высоким сводом потолка, больше напоминающую пещеру в камне. Каменные стены и потолок были сплошь изрезаны и исписаны странными непонятными символами, похожими на заклинания, египетские иероглифы, неясные фигуры… Они выныривали из темноты и снова погружались в черноту в колеблющемся огне свечей. Комната была заполнена свечами, их были сотни… их танцующее пламя заставляло фигуры оживать, шевелиться… В центре, на начерченной на полу перевернутой пентаграмме стояло что-то вроде алтаря или жертвенника – большая плоская плита на возвышении в окружении свечей. Она тоже была исписана этими странными символами.
- Мы пришли, - шепнул он ей, ставя ее на пол. Затем он закрыл за собой дверь прохода, через который они вошли, и повернул ключ в замке. Он стоял перед ней, скрестив руки на груди и улыбаясь, огонь множества свечей заставлял дьявольские тени плясать в его глазах.
- Зачем мы здесь?... Что это за место? – ее голос плохо слушался ее.
- О, это очень важное место, моя дорогая Люси. Это одно из моих тайных святилищ Тьмы, - он подошел к ней и привлек ее к себе. Его руки скользили по ее телу под белым свадебным платьем, в его глазах снова загорелся тот алчный хищный блеск. – Бедный маленький ангел… ты хотела принадлежать дьяволу… и ты этого добилась, - хрипло прошептал он, наклоняясь к ней и целуя ее. Это опять был яростный, страстный поцелуй, что так волновал ее. Он грубо раздвинул языком ее губы, потянув сзади за ее волосы и резко запрокинув ее голову вверх, запустил в ее волосы пальцы, вынимая из ее уложенной прически шпильки и заколки и бросая их на землю, так что ее волосы распустились и упали на плечи беспорядочными волнами. Она отдавалась его поцелуям, прикрыв глаза, это было как в ее полных темных фантазий снах, только в сотни крат лучше.
Блэквуд отстранился от нее, сжимая ее лицо в своих ладонях и заставляя ее смотреть на себя. Все же, краем глаза она видела плоскую плиту, подготовленную для какого-то ритуала.
Он провел пальцем по ее губам, слегка припухшим от его яростных грубых поцелуев.
- Моя… - прошептал он. Она вновь видела в его глазах эти золотистые крапинки, которые ей так нравились, но теперь они не были теплыми и ласковыми, в мерцании множества горящих во тьме свечей они отдавали адским огнем.
- Ты… убьешь меня? – спросила она чуть слышно. Вопрос сам сорвался с ее губ, и она бы не удивилась, если бы он ответил утвердительно, в этот момент он действительно выглядел прекрасным дьявольским существом, в котором не было ничего человеческого. Она бы не удивилась, если бы он положил ее на алтарь и выпил бы ее кровь каплю за каплей. Более того, она бы не стала сопротивляться ему.
Он рассмеялся, и впечатление дьявольского воплощения зла только усилилось.
- Нет, моя маленькая нимфа… этому жертвеннику сегодня придется выпить меньше крови.
- Я люблю тебя, Генри, - сказала она дрожащим голосом, сложив руки на груди.
Он глухо застонал, почти зарычал, и отнял ее пальцы от ее груди, дернув за шнуровку платья, срывая белые свадебные кружева с ее плечей и покрывая ее поцелуями.
- И я… о, как я люблю тебя, мой маленький невинный ангел, я не думал, что это будет так сильно… я хочу владеть твоим телом, сердцем и душой, хочу погрузить тебя во Тьму, заставить тебя кричать, заставить тебя гореть от желания в адском огне… - его пальцы лихорадочно скользили по ее телу, скидывая платье на пол, стягивая нижние юбки, разрывая шнуровку корсета… Ее щеки загорелись, когда его руки коснулись кожи ее груди, когда вся ее одежда, включая трусики из тонкого белого кружева, упала в кучу на полу вокруг ее ног, и он оставил ее полностью обнаженной.
Он отступил на шаг, желая полюбоваться ее обнаженным телом, бледной кожей, на которой играли отблески свечей. Люси стыдливо прикрыла одной рукой грудь, а другую опустила между ног.
- Нет. Убери руки. Я хочу тебя видеть, - хрипло приказал он.
Она отняла руки, чувствуя, как краснеет, слегка дрожа под его взглядом.
- Ты боишься? – прошептал он, беря ее за подбородок.
- Да… немного, - сказала она чуть слышно.
- Я знаю… - улыбнулся он, его заостренный передний зуб придавал ему еще больше сходства с неким дьявольским созданием. – Я чувствую твой страх на твоих губах… это восхитительный вкус, - он снова подхватил ее на руки и мягко опустил на широкий жертвенник. Камень холодил обнаженную кожу, на ней выступили мурашки.
Блэквуд принялся расстегивать рубашку, и, когда он отбросил ее, глаза Люси расширились, и у нее вырвался вздох изумления.
Каждый дюйм его великолепно сложенного тела покрывали те же замысловатые оккультные символы, что и на стенах и алтаре… татуировки в виде извивающихся трехголовых драконов змеились по его плечам, причудливые узоры и непонятные письмена исчертили его грудь, когда он скинул брюки и остался совершенно обнаженным, она увидела, что его живот покрывала татуировка в виде перевернутой пентаграммы, нижним вертикальным лучом указывавшая на его большое возбужденное мужское естество… Когда она увидела это, у нее перехватило дыхание. Он тихо засмеялся и привлек ее к себе, опускаясь на плиту алтаря поверх нее, целуя ее губы и лаская ей грудь… его пальцы закручивали ее соски, это почти причиняло боль, но где-то внизу живота зародилось приятное сладкое тепло, и ее соски твердели в его пальцах… она чувствовала, как его затвердевшая мужская плоть упирается ей в живот, и ей было страшно при мысли, что он, такой большой, должен войти в нее.
- Тебе нравится? – прошептал он, опуская руку с ее груди ниже, потянув за темные завитки ее волос внизу и раздвигая пальцами нежные складки ее сокровенного места.
- Да, Генри… о да… - она задохнулась от никогда не испытанных прежде ощущений, когда его палец нашел самую чувствительную точку и стал нежно водить по ней с легким нажимом взад и вперед. Это будило во всем теле невыносимо сладостные ощущения, она почувствовала, какой влажной стала там, внизу… он скользнул пальцем чуть ниже, вглубь ее, когда он натолкнулся на ее преграду, это причинило ей легкую боль, и он, заметив это, улыбнулся.
- Моя восхитительная невинная фэйри… - хрипло проговорил он, придавив ее тяжестью своего тела к холодной плите и раздвигая ее бедра. – Тебе может быть немного больно… Нет-нет, вот так не надо, - улыбнулся он, кладя руку на ее мгновенно напрягшийся живот и медленно и нежно поглаживая ее. – Расслабься… - его руки скользили по ее телу, лаская ее. Он шире раздвинул коленом ее ноги и скользнул одной рукой под ее ягодицы, приподнимая их… вошел в нее одним глубоким толчком, она вскрикнула, это было больно.
- Прости меня… - прошептал он, целуя ее и начиная ритмично двигаться внутри нее. – Ты такая тесная и горячая…
Он был большой, его сильные толчки заполняли ее всю до конца, и поначалу это причиняло боль, но затем сама эта боль стала приносить сладостные ощущения, так что ее дыхание сбилось, и рот стал хватать маленькие глотки воздуха, а руки непроизвольно заскользили по его покрытой татуировками спине… у него вырвался вздох, и он одним резким движением привлек ее бедра на себя, так что она закусила губы… прядка волос выбилась из его гладкой прически, упав ему на лоб, его покачивающееся над ней лицо было дьявольски красивым в танцующем мерцании свечей. Она стала подавать бедра в такт его движениям, каждый его глубокий толчок внутри нее причинял острое удовольствие на грани боли, и она, хватая его за плечи, почувствовала, как сокращается вокруг него… он глухо застонал и, потеряв контроль, перестал сдерживаться, яростно и сильно овладевая ей… волна сладостных сокращений накрыла ее тело, среди наслаждения она смутно почувствовала, как он сокращается внутри нее, изливаясь в нее, почти до боли сжимая ее в своих объятьях… и, обессиленные, они затихли, лежа на исписанной темными символами каменном алтаре.
Он осторожно вышел из нее, все еще обнимая ее за плечи, и нежно поцеловав в губы. Люси улыбнулась и прижалась к нему. Между ног болело, и, приподнявшись, она увидела, что на внутренней поверхности ее бедер было немного крови, и эта кровь чуть запачкала камень жертвенника под ней. Но во всем теле она чувствовала приятную усталость, а внизу живота разлилось сладкое удовлетворенное тепло. Ее клонило в сон. Ее муж, лорд Генри Блэквуд, медленно чертил узоры на ее плече легким касанием пальца.
- Теперь ты полностью принадлежишь мне… - прошептал он. – Тебе было больно, да?
- Немножко… - призналась она. – Но это было восхитительно, ведь эту боль причинил мне ты.
Он нежно прижал ее к себе. Она уткнулась ему лицом в грудь, касаясь губами его черных татуировок. Глаза закрылись сами собой, и она уснула в его объятиях, вдыхая его запах, на каменной жертвенной плите в ритуальном подвале его замка.

@музыка: After Forever - Imperfect Tenses

@темы: творчество, "Величайшая Власть"

---

"Величайшая Власть", глава 6!!!

Стучу сегодня целый день - она просто громадная)))))) И здесь будет одна из моих любимейших сцен во всем фанфике.

6: ПЛАМЯ

Годфри стал замечать, что он все чаще думает о Деирдре. Вот и сейчас, на охоте, его взгляд против его воли останавливался на ней. На ее гибкой фигуре, на то, с какой легкой грацией она держалась в седле, на роскошные темные волны ее волос, струящиеся по спине.
И это было заметно. Принц Джон сегодня утром шепнул ему на ухо, подмигнув:
- Весьма соблазнительный цветочек, правда, Годфри? Ты с нее просто глаз не сводишь… ты не обманешь лучшего друга! Я бы сказал, что эта ирландская ведьма приворожила тебя, украв с твоей головы прядь волос, если бы ты не брился налысо! – Джон расхохотался, найдя собственную шутку чрезвычайно остроумной.
- Мой принц, вы преувеличиваете мое внимание к ирландской принцессе. Бесспорно, она красивая женщина, и я благодарен ей за то, что она вылечила мою рану, но и только, - сдержанно ответил Годфри.
- Годфри, да мне ли винить тебя, с моей-то оставленной в Лондоне женой, страшной как смерть, и холодной как камень? Поверь мне, я сам засматриваюсь на местных красоток, - принц облизнул губы. – Так что лично я не буду сердиться, если ты вдруг оставишь в ее чреве внука королю Рори.
Годфри сжал губы, чтобы не ответить Джону так, как он того заслуживал. Он что, идиот, в самом деле? Да, напомнил себе Годфри и тронул поводья коня.
- Не думаю, что это было бы разумно, ваше высочество, при всем уважении. Это могло бы… поставить вашу безопасность под угрозу.
Джон замолк. Вопросы своей безопасности он всегда принимал близко к сердцу.
Хорошо еще, он не знает о моих снах, подумал сэр Годфри. Она снилась ему сегодняшней ночью. В его сне они снова были в том лесу. С той лишь разницей, что она была полностью обнаженной. Лишь ее длинные черные волосы прикрывали ее грудь. Она появилась из ручья, как речная нимфа, он явственно помнил, как блестели капельки воды на ее молочно-белой коже. Ее глаза были абсолютно черными, без зрачков. Она улыбнулась ему, странной нечеловеческой улыбкой, и какая-то сила заставила его опуститься на спину на траву и упавшие листья. Она в одно мгновение оказалась с ним, наклонилась к его лицу, подарив ему поцелуй, ее язык мягко раздвинул его губы – и она оседлала его, кладя его руку на одну упругую грудь.
Он проснулся весь в поту – и твердый, как камень. Сейчас, когда он тайком бросал на нее взгляд, он не мог не вспоминать того сна и думал, что, возможно, Джон был прав и она действительно околдовала его.
Один раз она действительно поймала его взгляд и еле заметно улыбнулась ему. Эта улыбка пробрала его до дрожи – именно так она улыбалась ему в его сне. Он вежливо приподнялся в седле и поклонился ей – не более, чем учтивый жест рыцаря по отношению к благородной даме. Она усмехнулась и пришпорила лошадь, оставляя его позади. Он дал себе слово больше не смотреть на нее. Из этого не могло выйти ничего, кроме кровавой резни. И она не видела в нем никого, кроме врага ее народа. Почему эта мысль так задевала его? Дамы всегда любили его. Блестящий рыцарь, победитель турниров, лучший друг наследника английского престола – все это вызвало восхищенные взгляды английских и французских леди, даже его несколько мрачный облик и слухи о его безжалостности в бою. И взгляды были далеко не единственной милостью, которой его одаривали. Он мог получить практически любую изысканную красавицу при лондонском дворе, да и во Франции, если уж на то пошло – какого дьявола ему сдалась эта дикарка, бегающая по лесам и по-английски говорящая-то с трудом, и уж точно не знающая ни слова благородной французской речи?
Он опять поймал себя на том, что смотрит на нее, и мысленно выругался. Протрубил сигнал гнать зверя, и она пустила лошадь вскачь, а он смотрел на то, как ее волосы развевались на ветру, и солнце высвечивало в них золотые искры.

***

Люси думала о них, позволяла своей фантазии рисовать средневековых рыцаря и принцессу, додумывать их облик, мысли и чувства. Это немного помогало ей отвлечься от собственной боли, ставшей глуше, но не утихнувшей. Она старалась не думать о том, что Деирдре и Годфри были его предками, но все равно норманнский рыцарь представлялся ей с его чертами.
Уже неделя прошла с его отъезда, и все было так, как будто бы его никогда и не было. Он не писал. Ни ей, ни сэру Ричарду, он не подавал о себе никаких вестей, как будто вообще исчез с лица земли. Она не хотела признаваться в этом, так как это причиняло слишком сильную боль, но она все равно ждала письма от него, что он напишет, объяснит, чем вызван был его внезапный отъезд, хотя бы формально осведомится об их здоровье. Тщетно. Ничего. Должно быть, он оскорбился в их последнюю встречу, и теперь она больше никогда не увидит его. Их дела с папой были завершены за несколько дней до этой ужасной последней встречи, лес теперь принадлежал ему, стало быть, с Шелтонами его больше ничего не связывало. Да и что могло его у них интересовать? Теперь она точно знала, он хотел всего лишь соблазнить ее, ему было скучно и нечего делать, а она представляла для него хоть какое-то развлечение в этой глуши, вот и все, что значили его подарки, взгляды и нежные слова. Возможно, в нем сохранились какие-то остатки благородства, и, узнав, что она невинна, он решил пощадить ее. Возможно, ему было просто скучно заниматься вещами такого рода с девственницей. Она часто думала о том, согласилась бы стать его любовницей. Возможно, и согласилась бы, если бы он продолжал в том же духе, он занял все ее сны тогда, и даже сейчас она не могла себе запретить продолжать думать о нем. Но, так или иначе, он уехал, и она больше никогда не увидит его.
Сэр Ричард Шелтон был в последнее время в плохом настроении, несмотря на совершенную с лордом Блэквудом выгодную сделку, он все больше пил и проводил все дни в любимом потрепанном кресле, уставившись в одну точку мутными глазами. Он старался быть очень ласковым с Люси и каждый раз, когда видел ее, не оставлял попыток ее утешить, что лишь еще больше растравляло ее раны.
- Тоже мне, нашелся франт… - бормотал сэр Ричард, силой удерживая Люси у себя на коленях и гладя ее по волосам, - подумаешь, лорд! Со своими лондонскими замашками и мрачным байроническим видом… вот так посмеяться над моей девочкой! Отвратительный негодяй! Да я тебя выдам замуж за герцога... мы же сами приходимся родней герцогам Девонширским!
- Не надо, папа… - тихо говорила Люси, пытаясь его успокоить, по мере того как он расходился и его лицо начинало багроветь.
- Люси, - его взгляд с красными прожилками был встревоженным и расстроенным. Ему тоже больно, поняла она. – Девочка моя… когда вы гуляли в этом лесу… он тебя не… он не делал ничего неподобающего?
К горлу подступила дурнота. Ей показалось, что ее с головой накрыла волна серой смертельной тоски, и сейчас она задохнется в ней.
- Нет, папа, - глухо сказала она. – Он не делал ничего неподобающего.
Потом она ушла в свою комнату, и долго-долго плакала в подушку, и рыдания сотрясали ее, даже когда слез уже не осталось.
Дженни тоже что-то разозлено ворчала себе под нос и со злобой поглядывала куда-то вдаль, сжимая кулаки, очевидно, желая вцепиться в сюртук лорда Блэквуда и высказать ему пару не слишком вежливых слов. Но, по крайней мере, она оставляла Люси в покое, наверное, по-женски понимая, что сейчас девушка хотела побыть одна. А Люси, действительно, в последнее время все больше и больше искала одиночества. Разговоры были ей сейчас невыносимы, а когда рядом никого не было, иногда ей казалось, что боль слегка притупляется, но, тем не менее, она никогда не оставляла ее насовсем. Наедине с собой, Люси часто молча смотрела в окно, или пыталась рисовать что-то, или думала о Годфри и Деирдре, или вспоминала его, или просто плакала. Самым тяжелым было ложиться спать, она подолгу не могла заснуть, и воспоминания мучали ее. Иногда она зажигала свечу и перелистывала подаренную им книгу. Она давным-давно прочитала ее, адский граф был убит положительными джентльменами в своем логове, и его власть над душами тех, к кому они прикоснулся, была уничтожена. Иногда она желала, чтобы власть Блэквуда над ее душой так же рассеялась, как дым, но это было не так. Она брала с собой в постель платок с его инициалами, которым он тогда перевязал ей руку, и, ненавидя себя, покрывала его поцелуями. А затем долго-долго плакала, слезы текли у нее по лицу, и, наплакавшись, она наконец засыпала.

***

- Кэтал?
Он резко поднял голову – оказывается, он уснул прямо над картой на столе. Принц откинул упавшую на лоб прядь длинных темных волос, пытаясь сфокусировать зрение в полутьме, свеча на столе давно догорела, лишь факел на дальней стене отбрасывал смутные пляшущие тени.
- Это я, Кэтал… - его сомкнувшаяся на кинжале рука расслабилась. Теперь он уже различал ее фигуру, спадающие на лицо длинные темные волосы, такого же оттенка, как у него. Она была одета, на плечи накинут темный дорожный плащ. Он прислушался, в замке уже было совсем тихо – должно быть, уже глубокая ночь… что ей нужно здесь в этот час?
- Деирдре… почему ты всегда подкрадываешься ко мне из темноты? Почему ты так одета?
- Я пришла говорить с тобой. Это важно. Очень.
- Ты не могла подождать утра? – спросил он. Она мотнула головой. Что ж, этого и следовало ожидать. Его младшая сестра всегда была такой, с самого их детства – абсолютно непредсказуемой, никогда нельзя было ожидать, какое безумство она выкинет в следующий момент. Как-то раз, когда они были детьми, их нашли на самой высокой башне Тары – вот так же, посреди ночи. Деирдре сказала ему, что в свете звезд они смогут увидеть призраков.
Он встал и зажег свечу. Свет высветил черты ее лица – очень похожие на его, но тоньше и резче. Они были сводными братом и сестрой, мать Кэтала умерла вскоре после его рождения. Он был слишком мал, чтобы отчетливо помнить вторую жену отца. Бледная, очень юная девушка с большими глазами – когда она наклонилась к его кроватке, чтобы поцеловать его на ночь, он испугался и заплакал. Он хорошо помнил лишь этот момент, потому что отец строго отругал его за это, сказав, что настоящие рыцари не плачут. Хотя Кэталу было тогда всего четыре. Но в мачехе было действительно что-то пугающее. А потом она исчезла, вскоре после рождения королю дочери Деирдре. Говорили, что она просто ушла в лес за целебными травами и не вернулась. Кто-то говорил, что ее растерзал дикий зверь. Кто-то говорил, что видел, как она просто растаяла в зеленых листьев деревьев, превратившись в туман. Некоторые говорили, что она была из фэйри. Король Рори О’Коннор больше никогда не говорил об этом, и запретил касаться в разговоре его исчезнувшей второй жены. Поэтому Кэтал даже не помнил ее имени.
- Вы нашли, где скрывается де Клер – ее резкий шепот прервал его воспоминания. Он осознал, что она точно что-то задумала. Что-то очень нехорошее, что явно не понравилось бы отцу. Иначе она бы не говорила шепотом и не явилась бы к нему посреди ночи в дорожной одежде.
- Нет… Деирдре, что все это значит? – он устало опустился за стол рядом с ней.
- Ты сам знаешь, что это значит, Кэтал, - она вцепилась в его руку, ее темные горящие глаза не отпускали его. – Это значит, что не сегодня-завтра англичане начнут действовать своим привычным образом – проливать ирландскую кровь в надежде найти собственного взбесившегося пса. Жечь, грабить, насиловать, убивать…
- Я знаю, - взгляд Кэтала сверкнул. – Я сам говорил об этом их трусливой собаке-принцу. Ты слышала, что он мне ответил.
- А чего ты ждал, - ее голос звучал горько, - английской милости? Знаешь, что сказал мне этот доблестный рыцарь сэр Годфри? «Это война». А ты знаешь, что такое война для англичан. Вырезать наши села. Лить реки крови в Эйре.
- Ты говорила с сэром Годфри? – нахмурился Кэтал.
Она отвела глаза.
- Это неважно. Тебе сейчас нужно думать о другом, брат мой. Как найти де Клера.
- И полагаю, ты знаешь, как его найти, сестра моя? – он не мог скрыть раздражения в голосе.
- Я могу узнать, как его найти, - ее глаза горели торжествующим блеском. Она улыбалась.
Он внезапно понял. О нет, подумал он. О нет, только не это.
- Нет, Деирдре. Нет.
- Кэтал! – прошипела она. Ее ногти больно впились в кожу его ладони. – Ты знаешь. Знаешь, что можешь избежать всей этой крови. Как сможешь ты, будущий верховный король Ирландии, смотреть в глаза матерям, чьих детей убили англичане по твоей вине? Ведь ты знаешь, что я могу заставить этих людей сказать мне все. Без крови.
Он знал. Она действительно могла заставить их сказать ей все. Она приходила к тем подосланным убийцам в темницу, к одному и к другому. Брала их лица в свои ладони и заставляла их неотрывно смотреть себе в глаза. Через некоторое время их лица белели, а тела начинала бить неконтролируемая дрожь. И они говорили ей все, кто послал их и сколько им заплатили.
- Мне нужен твой конь, Лоннасклех… Он самый быстрый. И двое твоих людей. Я вернусь так скоро, что ты даже не успеешь опомниться.
Во рту у него пересохло. Он не дал ей согласия, но она говорила так, как будто все было уже решено. Так было всегда.
Когда ее уже не было, его рука инстинктивно сжалась вокруг Щита Деигре, серебряного амулета с драконом, лежавшего у него на груди. Он хотел вернуть амулет ей, но забыл об этом.

***

Годфри присутствовал на очередном военном совещании с Рори и Джоном, когда в зал вбежал принц Кэтал. Он никогда еще не видел молодого принца таким. Кэтал был бледен как смерть, его глаза были расширены и смотрели каким-то потерянным взглядом. Годфри подумал, что сейчас он похож на испуганного ребенка. И еще он подумал, что такой вид наследника ирландского престола не предвещает ничего хорошего.
- Что случилось, сын мой? – спросил король Рори. С утра ему доложили, что леди Деирдре нездорова и просит позволения не покидать своих покоев. Годфри это как-то больно кольнуло в сердце. Теперь же и сын Рори опоздал на военный совет с таким видом, как будто де Клер стоит у их ворот с тысячным войском.
- Лоннасклех… мой конь вернулся без седока, - Кэтал сглотнул. У него тряслись руки. – Отец…
Рори О'Коннор нахмурил брови.
Еще до того, как принц пустился в объяснения, Годфри понял, что случилось что-то очень, очень, невыразимо ужасное. Предчувствие страшной беды опутало его липким, ледяным холодом.

***

Полутемная комната. Глаза пожилой жены местного мелкого лорда смотрят на нее испуганно. Зрачки метаются в стороны.
- Я н-ничего не знаю, миледи… Поверьте мне… пожалуйста, не причиняйте нам вред, мой муж уже не встает с постели, а сын погиб в бою, оставив ребятишек сиротами…
- Ш-ш-ш. Успокойся. Я не причиню тебе вреда… - Деирдре мягко берет ее лицо в свои ладони, гладит ее по щеке. Шепчет ласковые слова, взгляд в глаза, она успокаивала так испуганных лошадей. Мало-помалу черты женщины расслабляются, взгляд становится слегка расфокусированным, она со вздохом откидывается на спинку стула. Но Деирдре не дает ей прикрыть глаза и уснуть, она держит ее своим пристальным прищуренным взглядом. Тело женщины обмякло, ее выцветшие голубые глаза смотрят куда-то вдаль. Деирдре проникает в этот взгляд, помогает ее мыслям улечься, успокоиться. Глаза старой женщины неподвижно смотрят на нее, зрачки застыли, единственное ее движение – легкое дыхание.
- Где он? – мягко спрашивает принцесса, не отводя глаз от черных зрачков старой женщины.
Женщина морщит лоб, словно пытаясь что-то вспомнить… по ее лицу пробегает тень… она приоткрывает рот, чтобы сказать что-то… Мгновение, и она расскажет Деирдре все, что ей известно. Но вдруг ее черты искажаются, она бледнеет, ее начинает бить мелкая дрожь. Деирдре пытается успокоить ее, сжимая ее лицо в своих ладонях, но та приходит лишь в еще большее волнение, лицо содрогается в конвульсии. Зрачки уходят от глаз Деирдре куда-то в сторону, влево, смотрят мимо нее. Она с трудом поднимает морщинистую трясущуюся руку и указывает…
Прежде чем Деирдре успевает обернуться, сильный удар сбивает ее с ног. Она пытается подняться, как чья-то сильная рука хватает ее за волосы, с силой дернув голову назад. Она видит его лицо – бледное, под глазами залегли тени, челюсть покрывает трехдневная щетина. Где-то в углу пожилая леди громко всхлипывает. Трое вооруженных воинов вталкивают в комнату связанных Патрика и Брайана, людей ее брата, ожидавших ее снаружи. К их горлам приставлена сталь кинжалов.
- Ведьма О'Коннор… - голос де Клера хриплый, к его дыханию примешивается запах вина. – Твой отец и брат ищут меня, и с помощью превосходящих сил англичан когда-нибудь все же уничтожат, в этом я не сомневаюсь. Но какой прекрасный предсмертный подарок преподнесла мне судьба… - он почти вплотную наклоняется к ее лицу. Как ни странно, зная, что все кончено, она почти не чувствует страха – только какое-то холодное оцепенение. – Ты знаешь, как умерла леди Ева, моя жена? О да, ты знаешь, ведьма, ведь это ты убила ее. Она не могла говорить, ее мучали страшные боли во рту и в горле, а потом начался кровавый пот, и кровавая рвота… Это длилось три дня, а я сидел и смотрел, как она умирает. Смотрел, как она страдает. И теперь, ведьма, я буду смотреть, как страдаешь ты.

***

Годфри и небольшой отряд ирландских и английских воинов гнали коней, но ему все равно казалось, что они двигались невыносимо медленно. Их было немного – семь человек, при приближении большого войска де Клер бы сразу умертвил принцессу, если она вообще еще была жива. Рори отправил своих лучших людей, Джон для приличий тоже предложил двух своих рыцарей. Годфри вызвался сам, к большому неудовольствию принца Джона, но Годфри было на это наплевать. Из Тары их выехало больше – еще двое и сам принц Кэтал, но они попали в засаду.
Свистящие из веток стрелы… одна попала прямо в горло ехавшему впереди ирландцу, и он рухнул на землю, захлебнувшись в собственной крови… Их окружили, но люди де Клера были хуже вооружены. Между выпадами меча Годфри про себя проклинал эту задержку, идиотское ребячество Кэтала и его сестры – вздумали поиграть в войну, лучше бы продолжали бегать по своим чертовым лесам… ловкий выпад, и еще один враг схватился за живот, падая на землю с выпущенными кишками в лужу крови… Годфри оттолкнул его ногой, вытаскивая свой меч, добивать его не было времени, совсем не было времени… Он увидел, как упал принц Кэтал, здоровенный детина нанес над ним двуручник… Годфри мгновенно оказался рядом и пронзил его мечом со спины, ирландский принц откатился вбок от падающей на него громадной туши… «Вашу руку, сэр Кэтал», - Годфри помог принцу подняться, принц зажимал рукой рану в боку. Люди де Клера были перебиты, как и двое их людей, и очень скоро выяснилось, что раненый принц О'Коннор не может ехать в седле достаточно быстро.
- Найди ее, Годфри. И спаси ее, - хрипло прошептал Кэтал и сжал его руку, его лицо было бледным как мел.
Годфри просто кивнул. Он прекрасно понимал, что увидел тогда и во взгляде короля Рори, полном обреченного отчаяния, чего не хотел видеть этот бедный мальчик – конечно, они попытаются ее спасти, но, скорее всего, девушка уже мертва, и это было бы для нее наилучшим. Годфри пытался не думать о том, что могли с ней сделать, делать в эту самую минуту, если она еще была жива. Лица его спутников были такими же мрачными, очевидно, все думали о том же. Эти мысли приводили Годфри в ярость, сводили его с ума, в то время как он мчался через лес во главе отряда, пришпоривая и без того взмыленного Дориана. Ветка больно хлестнула его по лицу. Твои проклятые деревья не помогли тебе, глупенькая принцесса, подумал он, и что-то глубоко внутри сковало внутренней болью, которая тут же превратилась в ярость и желание убивать.
Она стояла у него перед глазами, ее большие, почти черные глаза, вспыхивающие гордым огнем, ее великолепные струящиеся по плечам темные волосы… легкие прикосновения ее тонких пальцев к его коже… то, как загорались черты ее лица, когда она рассказывала ему волшебную легенду своего народа… то, какой прекрасной она была обнаженной среди листвы в его сне… ее легкая озорная улыбка, делающая ее похожей на ребенка. Ее мелодичный, глубокий голос – «Ты веришь в магию?»…
Они уже подъезжали к поселению, куда, как рассказал Кэтал, направилась Деирдре в ту злосчастную ночь, видели поднимающийся дым из труб домиков, деревня даже не была обнесена стеной. Зазвенели вынимаемые из ножен мечи. Он боялся увидеть ее голову, насаженную на кол, в окружении прекрасных темных волос, глаза навыкате, лицо искажено предсмертной маской…
Но, когда ему в нос ударил запах паленого мяса, он похолодел. Нет. Только не это. Этого не могло быть… Де Клер бы не посмел… Отдавая приказ своим воинам внезапно охрипшим голосом, Годфри сам понимал, что отрицать это бессмысленно. Дым, который они видели, подъезжая, поднимался не из труб.
Попытка остаться незамеченными была отброшена, рыцари с мечами наголо въехали в деревню на полном скаку. Засвистели стрелы, кто-то из всадников за Годфри упал с коня. Он даже не обернулся – его взгляд был прикован к другому. Там, на площади в центре стояли два столба в пепле и золе, подножие одного из них все еще лениво лизало пламя. К каждому из них было привязано то, что когда-то было человеческим телом. Сейчас это были две обугленные до черноты фигуры, от них и исходил этот удушливый запах жареной плоти.
И там был третий столб. Столб на деревянном помосте, в подножии которого была уже готова гора из сухих веток и бревен. Рядом горел факел. Там толпились люди, вооруженные мужчины, какой-то монах что-то истошно кричал на французском о ведьмах и дьяволе, не понимающие ни слова из этого жители-ирландцы испуганно жались по краям площади. Годфри заметил все это лишь краем глаза, потому что он видел только ее. Они привязывали ее к столбу, она была в одной порванной нижней рубахе, сползшей с одного плеча, ее черные волосы растрепались. Она не кричала, не вырывалась и не плакала, не издавала ни звука, будто была в каком-то оцепенении. На мгновение их глаза встретились, ее лицо было таким же белым, как ее рубаха.
Он пустил Дориана вперед во весь опор, давя под копытами тех, кто попадался ему на пути, не разбирая. В мозгу билась одна-единственная мысль, одна картина – вот сейчас огонь взовьется вверх по бревнам, подхватит эти прекрасные темные волосы, начнет лизать ее белую кожу, и ее молчание сменится агонией крика… Воины де Клера преградили им путь, обнажая мечи, Годфри раскроил первому из них череп, на скаку сбил второго с ног ударом меча, на них сыпались стрелы, его товарищи падали один за другим, их испуганные кони метались, давя толпу. За спинами еще двух напавших на него воинов он увидел, как монах поднес горящий факел к куче сухих веток, как они вспыхнули ярким пламенем… Он чуть не закричал от бессилия, эти скоты загораживали ему дорогу, он не успеет… Ее глаза опять взглянули на него из уже начинающего подниматься дыма, и она опустила голову на грудь. Он попытался обуздать захлестнувшую его ярость, загнать в дальний угол сознания мысли о том, что вот-вот она начнет испытывать невыносимую боль, не думать об этом, превратить мысли в удары меча, убрать с дороги эту падаль, заграждающую ему путь… Он разрубил нападавшего почти до пояса, пришпорил коня, ударяя мечом влево и вправо, топча копытами их тела, его шпоры вновь вонзились в бока взмыленного коня, он сделал яростный скачок вперед… Костер уже горел, низ помоста был охвачен пламенем, языки огня взметались, они уже почти добрались до ее ног, до кромки ее длинной рубахи… он оказался уже почти у помоста, рубил окруживших костер, многие уже в страхе разбегались, кипевшая в нем ярость требовала догнать их и изрубить в клочья, но он сдержал ее, сейчас значение имело только одно, только одно…
Он похлопал Дориана по шее. И направил его прямо вперед, между горящих языков пламени. Конь испугано заржал и забился, Годфри сдержал его, раскидав горящие ветки, прикрыв лицо рукой от жара и дыма, взобрался на помост, одним ударом меча перерубил веревки, привязывавшие ее к столбу.
Она не двинулась с места, лишь подняла на него расширенные глаза, ее бледное лицо было перепачкано сажей, губы белые как мел.
- Руку! – закричал Годфри. – Проклятье, да дай же мне руку!!!
Она слабо протянула ему руку, он схватил ее и поднял в седло, крепко прижав к себе.
Справа от них бревна с грохотом обрушились в бушующее пламя, жар становился нестерпимым, Дориан бешено крутил головой из стороны в сторону. Монах, поджегший костер, преградил им дорогу, что-то крича, Годфри на скаку одним взмахом меча отрубил ему голову, она покатилась куда-то вбок, из разорванных артерий обрубка шеи фонтаном хлынула кровь, забрызгав коня, ее белую порванную рубаху и его лицо.
Им вслед свистели стрелы, норманны кричали, Годфри увидел людей из своего отряда, неподвижно лежащих на земле, он пустил Дориана галопом, рубя мечом тех, кто оставался у него на пути, одной рукой, а другой прижимая ее к себе, унося прочь из этой деревни, прочь от этого ужаса, огня, пепла и запаха сожженных заживо людей.

***

Погоня давно прекратилась, но они скакали галопом до тех пор, пока Дориан мог это выдержать. Когда взмыленный черный конь был уже не в силах скакать так быстро, Годфри спустил его на мелкую рысь. Солнце садилось за кромкой деревьев, и небо затянули серые облака. До Тары было еще далеко, и Годфри время от времени оглядывался, не подстерегает ли поблизости засада, наподобие той, в которую они попали на пути сюда. Но все было тихо, лишь птицы пели в ветвях деревьев.
Деирдре прямо сидела поперек его седла и молчала все то время, пока они ехали. Он ожидал, что она впадет в истерику или лишится чувств, но она не проронила ни слезинки. И не сказала ни слова. Он снял с плеч длинный черный плащ и укутал им ее, она никак не отреагировала, лишь покрепче запахнула его на груди. Когда он одевал на нее плащ, он заметил следы синяков на ее бледной руке, там, где рукав был практически оторван от рубахи на предплечье – очевидно, ее грубо волокли за руку. Это заставило ненависть вновь всколыхнуться в его душе, ему хотелось вернуться туда и убить их всех, превратить их в кровавое месиво и смешать с грязью. Из его людей в живых не осталось никого.
Впрочем, синяки и пара царапин были единственными повреждениями на ней. По крайней мере, единственными, которые он видел. Он боялся даже представить себе, что еще они могли с ней сделать, от этой мысли его мутило… если они посмели сделать это, если они причинили ей вред, он поклялся себе, что изловит каждого из них, запрет в сарае и подожжет.
- Ты не ранена? – он осознал, что несмотря на то, что преследователи были уже далеко позади и его конь не скакал галопом, он все равно крепко прижимал ее к себе одной рукой.
Она перевела на него взгляд и мотнула головой.
- Они не… не причинили тебе вреда?
Она уставилась ему в глаза этим пристальным темным взглядом. Она поняла его вопрос, и ее губы слегка дернулись.
- Нет, - глухо сказала она и отвернулась от него, снова погрузившись в это свое оцепенение.
С неба стали падать крупные капли дождя. Через мгновение они уже превратились в холодные мокрые струйки. Деирдре запрокинула голову, открыла запекшиеся губы и стала жадно ловить ртом влагу. Струйки дождя стекали по ее лицу, по нежной линии подбородка и шеи, достигнув выемки между ключицами, терялись под тканью порванного платья. Это зрелище взволновало его, он почувствовал твердеющее возбуждение внизу живота, но, несмотря на то что она была практически вплотную прижата к нему, она, казалось, не заметила этого – она с наслаждением подставляла рот струйкам воды, запрокинув голову и прикрыв глаза, и впервые с той ужасной минуты на ее губах заиграло некое подобие улыбки.
Дождь тем временем стал сильнее, падающие капли и струйки превратились в потоки. Ночью при ливне ехать верхом было практически невозможно, и он стал высматривать укрытие. По счастью, долго искать не пришлось, к западу лес взбирался на скалы, и Годфри нашел в одной из скал небольшую пещерку, даже больше напоминающую нишу в камне. Он помог ей спешиться, опять испытав это волнение, обхватив ее за талию и чувствуя ее руки на своих плечах. В пещере она села спиной к каменной стене, обхватив руками колени и кутаясь в его плащ. С ее мокрых волос стекали струйки воды.
- Разводить костер может быть опасно, - сказал Годфри. – Люди де Клера могут быть неподалеку.
Она просто кивнула. Он с беспокойством посмотрел на нее, ему не нравилось ее оцепеневшее молчание. В ее расширенных глазах было что-то такое, чего он никогда не видел в ее взгляде прежде. Что-то, что очень ему не нравилось и даже пугало его. Разумеется, то, что ее чуть не сожгли заживо на костре, было само по себе большим потрясением, но чему еще они могли подвергнуть ее…
- Они меня не тронули, нет, - ее голос был глухим, она как будто прочитала его мысли. Взгляд Деирдре был все так же устремлен вдаль, на дрожащие под дождем зеленые листья за стеной льющейся воды снаружи. – Они считали, что я одержима демонами, и побоялись прикасаться ко мне. Тот монах, которого ты убил – брат Бартоломью, капеллан де Клера – он так сказал, назвал меня ведьмой и пособницей дьявола. Де Клер хотел, чтобы я страдала.
Годфри смотрел на нее, на ее казавшуюся сейчас такой хрупкой фигурку, почти утонувшую в его длинном черном плаще, и его рука сжималась на рукояти меча. Он убьет де Клера. Он выпотрошит этого мерзавца, как свинью.
- Не бойся. Ты в безопасности, - сказал он мягко.
Ее глаза вдруг вспыхнули тем прежним, знакомым огнем, и на миг он узнал свою прежнюю Деирдре.
- Я ничего не боюсь. Де Клер… - ее руки задрожали, - со мной были двое сквайров Кэтала, Патрик и Брайан, братья Бреннан. Они были не старше меня. Он привязал их к столбам и жег на костре заживо. Он заставил меня смотреть на это. Он сказал, что хочет, чтобы я страдала, видя их мучения, как он страдал, видя, как умирает его жена, Ева. И чтобы я видела, что ждет меня.
Она повернулась к нему, ее лицо было смертельно бледным, в глазах застыл тот сковывающий ужас, который так беспокоил его в ней.
- Годфри, они так кричали… Я не думала, что человеческое существо может так кричать. Сначала, конечно, они храбрились, когда огонь стал лизать их ноги, они кусали губы до крови – я видела, он подвел меня так близко, что я чувствовала жар на своем лице… и очень скоро они начали кричать, душераздирающе, нечеловечески… их крики до сих пор стоят у меня в ушах… И – это такая адская боль, я не думала, что боль может быть такой, может заставлять человека так кричать…
Ее губы задрожали. Слезы наконец полились у нее из глаз, они прочерчивали грязные дорожки на ее лице, где сажу не успел смыть с ее кожи дождь, из горла вырвалось сдавленное рыдание.
Это было выше его сил. Он притянул ее к себе и обнял, нежно гладя по растрепавшимся мокрым волосам, крепко держа ее в своих объятиях.
- Ш-ш-ш… все хорошо… ты в безопасности, слышишь… больше тебя никто не тронет, никто, Деирдре, ты со мной, я сумею тебя защитить… - шептал он ей, обнимая ее вздрагивающие плечи. Она всхлипывала, прижимаясь к его широкой груди, она была такой хрупкой, ранимой, беззащитной сейчас, ее привычная дерзость и гордость ушли, растворились в потоке слез и того ужаса, который ей пришлось пережить, и осталась лишь маленькая потерянная девочка, отчаянно прижимающаяся к нему, девочка, которую он вытащил из костра, где ее собирались сжечь заживо… при мысли об этом у него сводило скулы, он хотел защищать ее, он больше никому не отдаст ее, он разорвет на куски любого, кто захочет причинить ей вред…
- Спасибо тебе… - прошептала она, поднимая на него мокрые от слез глаза. – Спасибо, что спас мне жизнь…
Он не удержался… он наклонился и накрыл ее приоткрытые губы поцелуем. Она напряглась, но не отстранилась, не сжала губы… он мягко проник языком внутрь ее рта и прикоснулся к ее нежному горячему языку… она то ли вздохнула, то ли всхлипнула, и только крепче притянула его к себе. От этого в его теле мгновенно вспыхнул жар, он чувствовал вкус ее слез на ее губах, она была такой мягкой и податливой… он запустил одну руку в ее прекрасные волосы, а другой скользнул по ее телу, восхитительной округлой упругости ее груди, линии талии, изгибу бедра…
Она отдернулась от него, точно ужаленная змеей, в руке что-то сверкнуло – молниеносным движением выхватила маленький нож.
- Думаешь обесчестить меня и забрать себе мою Силу, англичанин?! У тебя это не выйдет так просто! – ее лицо все еще было заплакано, но глаза яростно сверкали.
- Забрать твою Силу? О чем ты? И… я не думал о том, чтобы обесчестить тебя, - вздохнул Годфри.
- О, о чем же ты тогда думал? – язвительно спросила она. – Не притворяйся, что не знаешь о Силе… в моих жилах течет кровь О'Конноров, кровь Дракона, а моя мать была из рода фэйри – и мужчина, овладевший мной первым, получит эту Силу себе! Вот только не думай, что меня так просто обольстить!
- Я не собирался брать твою Силу… - тихо сказал сэр Годфри. Она отодвинулась от него и завернулась в его плащ, опять уставившись наружу. В лесу почти стемнело. Начинало холодать. Годфри заметил, что она дрожит.
- Ночь будет холодной. Так ты простудишься. Можешь придвинуться поближе ко мне – слово рыцаря, я не прикоснусь к тебе.
Она поежилась и перевела на него настороженный взгляд.
- Хорошо. Только это будет спать со мной, - кинжал Деирдре опять оказался в опасной близости от его лица.
Она опять придвинулась к нему и облокотилась о его плечо, но была напряженной и крепко сжимала свой нож. Он боялся пошевелиться, в опаске, что она воспримет его движение как домогательство ее чести и волшебной силы. Мало-помалу шум дождя убаюкал ее, и, обессиленная минувшими потрясениями, она заснула на его плече, ее дыхание стало спокойным и ровным. Он решил не смыкать глаз и смотрел в темноту леса, чувствуя приятную мягкую тяжесть ее тела. Ее голова соскользнула с его плеча, и теперь она спала у него на груди, а Годфри слушал ее дыхание, вдыхал запах ее волос, и чувствовал, как в нем зарождается что-то необъяснимое, что-то, что пугало его и вместе с тем дарило упоительное наслаждение. Во сне ее пальцы разжались, и кинжал выскользнул у нее из руки. Он улыбнулся и вложил его обратно ей в руку, сомкнув свою ладонь вокруг ее пальцев. А затем он осторожно и мягко обнял ее, защищая от холода внешнего мира и согревая своим теплом, и держал ее, дожидаясь рассвета.

@музыка: Enya - Smaointe

@темы: творчество, "Величайшая Власть"

---

I WOULD DIE FOR YOU...

Когда-то [J]Helenseven[/J] показала мне это фанвидео. Я впечатлился, облизнулся и сказал, что это очень hot. Теперь я нахожусь в полнейшем, абсолютнейшем и просто диком Безумии по Гарри Старксу.



I would die for you
I would kill for you
I will steal for you
I'd do time for you
I would wait for you
I'd make room for you
I'd sail ships for you
To be close to you
To be a part of you
'Cause I believe in you
I believe in you
I would die for you.

@музыка: Garbage - Crush

@настроение: INSANITY

---

Отдых и музыка)

Я в субботу уезжаю на отдых в компании Марка, меня не будет практически до конца июля... (Ну, я приеду еще на несколько дней примерно в середине июля. Инета в поездках не будет, поэтому выкладывать вряд ли что-то смогу... но писать "Власть" обязательно буду))) Буду скучать по вам!!!

Это было про отдых, сейчас будет музыка) Немножко отвлечемся от кельтской темы. Вот эта песня уже который день выносит мне мозг, я ее переслушиваю как маньяк раз за разом.
www.youtube.com/watch?v=oGqU0DhVO9Y
(к сожалению embedding disabled by request)

Ну и еще вот это.

@музыка: вышеперечисленное))

@настроение: embrace me, Harry, my sweet embraceable you...

---

"Величайшая Власть", долгожданная глава 5))))

Гигантская глава. Я придумываю красивые легенды и издеваюсь над викторианской литературой )))))

5: ДВЕ СТОРОНЫ

- Я думаю, нам необходимо собрать наши силы в кулак и раздавить де Клера, как жалкую муху, - сказал наследник английского престола принц Джон. – И уничтожить под корень тех, кто осмелился дать ему приют!
- Разумеется. Если бы мы знали, где он, ваше высочество, - погладил бороду Рори О'Коннор.
- Принц, как только самозванец узнал о прибытии английских сил, он затаился и увел своих норманнов, - вступил в разговор Кэтал. – В настоящий момент мы не знаем, где он прячется. Ирландские поселения, где он держал свои войска… нам бы не хотелось предавать их огню и мечу. Ведь они такие же ирландцы, как и мы, наши братья… и у них не было выбора.
Брови Джона поползли вверх.
- Выбор есть всегда, мой дорогой принц Кэтал. Они должны были принести вам голову изменника. И потом, какое дело нам, английской короне, до жизней наших же вероломных подданных? Ведь нам они не братья.
Годфри наклонился вперед, видя вспыхнувший гнев в глазах ирландского принца. Второй раз сходиться с Кэталом в бою ему совсем не хотелось.
- Ваше величество… принц Кэтал… мой принц хочет сказать, что нашим войскам следует как можно быстрее занять оставленные де Клером территории и вызнать его местонахождение.
- Да. Да, именно это я и имел в виду, - кивнул Джон, поигрывая перстнем на указательном пальце.
- Если только это не ловушка… - вздохнул старый О'Коннор. – При всем уважении, ваше высочество, вы не знаете земель к северу. Возможно, это лишь хитрый ход, которым де Клер хочет заманить нас туда, где преимущество в бою будет на его стороне. Я бы поостерегся слепо бросать все силы в одну точку, к тому же, явно выбранную им. Мы воюем с ним уже годы… за свою долгую жизнь я познал чрезвычайно важную вещь – никогда нельзя недооценивать своего противника. А наш противник, доблестные сэры, хитер.
- Это правда, - нахмурился Кэтал О'Коннор. – Он уже дважды подсылал убийц сюда, в Тару, смерть законного верховного короля была бы для него великой победой. Я распорядился, чтобы их головы насадили на пики, вы могли видеть их, когда въезжали.
- Убийц? Сюда? Здесь настолько небезопасно, что убийца с легкостью может проникнуть в замок короля? – Джон с беспокойством заерзал на своем месте.
Кто-то сзади приглушенно фыркнул, и завеса в проеме арки чуть шелохнулась. Годфри сдержал улыбку. Английский принц испуганно обернулся, король Рори тяжело вздохнул.
- Годфри? Годфри?? Пойди и узнай, что это было! – голос Джона слегка дрожал.
Годфри догадывался, что это было, он узнал голос, но не мог ослушаться приказа своего господина – и не мог отказать себе в удовольствии немного позволить принцу поволноваться о наемных убийцах, особенно после того, что две недели назад случилось с его, Годфри, плечом. Вставая, он перехватил взволнованный взгляд принца Кэтала, в котором читалась просьба. Он еле заметно кивнул в знак согласия – Джон в этот момент испуганно смотрел на короля, очевидно, решив, что ирландский вождь вопреки всему все же решил его убить – и покинул зал.
Она была во внутреннем дворике, прислонилась спиной к дереву, скрестив руки на груди, брови нахмурены. Прядь волос упала ей на лицо, и она сердито откинула ее.
- Что интересного юная принцесса может найти в подслушивании военных советов? – поинтересовался Годфри, улыбнувшись ей.
Она проигнорировала как его улыбку, так и его вопрос.
- Почему лев служит собаке? – она вскинула на него взгляд, глаза яростно сверкали.
Годфри нахмурился. Он подошел к ней в два шага и коснулся ее локтя.
- Лев служит только самому себе, миледи. Прошу вас запомнить это, - проговорил он сквозь зубы.
Деирдре отдернула руку, но не отступила.
- Никогда не прикасайся ко мне, англичанин, - прошипела она. – Прошу тебя запомнить это.
Его это позабавило. Пожалуй, это самый яростный противник, которого он встречал за всю жизнь. Он отступил на два шага назад и поклонился ей.
- Прошу прощения, если я оскорбил вас, леди. Кстати, во мне куда больше французской крови, чем английской, если это хоть немного поднимет меня в ваших глазах.
Она была не впечатлена.
- Как и в де Клере, что не делает его нам другом. Ваш трус принц недооценивает его. Если бы избавиться от него было так легко, мы бы давно это сделали без помощи английских войск.
- Бог мой, принцесса, вы говорите, как рыцарь, - улыбнулся сэр Годфри. – Большинство высокородных дам, которых я встречал, уделяли больше внимания вышиванию, чем вопросам государственной важности. Где вы этому научились?
- Подслушивая военные советы, - ее взгляд смягчили лукавые искорки. Она опустила глаза и попыталась скрыть улыбку, отчего на щеках появились две ямочки. – Как ваша рана, сэр Годфри?
- О, она уже почти не доставляет мне беспокойств. Я как раз хотел поблагодарить вас, леди Деирдре… но мы стали беседовать о львах и собаках.
- Я не хочу, чтобы вы убивали всех их, - внезапно прошептала она, теряя улыбку, ее большие глаза смотрели прямо в его.
- Кого? – он приподнял брови.
- Жителей… Де Клер силой захватил их земли, и теперь, когда он скрылся, англичане потопят их деревни в крови, желая знать, куда. Мой брат Кэтал прав, они же наши братья… - она сцепила руки на груди и мяла их, ее глаза не покидали его лица. Да она просит меня, с изумлением подумал Годфри. Должно быть, это приходится ей нелегко, с ее гордостью, умолять того, кого она считает врагом. Она казалась сейчас беззащитной и хрупкой, и Годфри опять подумал, что она еще почти ребенок.
Он отвел взгляд от этих темных настойчивых глаз.
- Леди Деирдре… это война, - мягко сказал он.
- Я знаю! – ее голос был резким, но слегка дрожал. – Вы думаете, я ничего не знаю, я такая же, как ваши английские и французские дамы, проводящие все свое время за рукоделием да слушанием менестрелей, но это не так! Есть то, что вы не знаете о де Клере. Но я не могу говорить об этом здесь. Пойдемте, - прежде чем он успел опомниться, она схватила его за руку и потянула в глубь дворика. Там, в противоположной стене была еле заметная маленькая дверца, она повернула ключ, толкнула ее и вопросительно обернулась к нему, приглашая следовать за ней.
С его высоким ростом ему пришлось нагнуться чуть ли не пополам, чтобы пролезть в низкую арку. Несмотря на то что он сказал Деирдре, плечо при ходьбе все еще побаливало, и когда он случайно задел им стену узкого прохода, то стиснул зубы и чертыхнулся. Наконец проход закончился, и Годфри смог выпрямиться, прикрывая глаза от яркого солнечного света. Он увидел, что они оказались за стенами города.
Деирдре посмотрела на него с легкой улыбкой. Прядь волос упала ей на лицо, когда она наклонилась, чтобы вылезти из прохода. Они стояли на высоком холме, с которого открывался великолепный вид на окружающие леса и поля. Листья деревьев колыхались и шуршали под легким ветром, вся эта бескрайняя зелень тянулась вдаль, к горизонту, и напоминала огромное изумрудное море. Да, эта земля действительно была очень красива.
- Залюбовались видом? – тихо сказала Деирдре. – Даже завоеватели не могут остаться равнодушными к красоте нашей земли… Пойдемте, сэр Годфри. Мы слишком близко от стен города, а я не желаю, чтобы посторонние уши слышали то, что я хочу сказать вам.
- Но уходить от стен Тары может быть для вас опасно, - возразил он. – Разумеется, я смогу защитить вас, но…
- Я часто выбираюсь из замка этим путем и, как видите, до сих пор прекрасно обходилась и без вашей защиты, - отрезала она. – К тому же, я не собираюсь отходить далеко. Пойдемте, - он надеялся, что она возьмет его за руку, но она просто повернулась и пошла вниз по еле заметной тропинке среди цветов и трав, по направлению к кромке деревьев начинающегося леса.
Он выругался про себя и пошел за ней, держа руку на эфесе меча и думая, что если что-то случится с дочерью верховного короля Ирландии, пока она в его обществе, раненым плечом ему не отделаться. Она не оглядывалась на него и шла вперед, ветер шевелил ее густые темные волосы. Деирдре ступила под сень деревьев и, к его ужасу, углубилась в лес. Да, а потом она скажет, что английский рыцарь заманил ее в лес и обесчестил, просто чтобы отомстить ненавистным захватчикам прекрасного зеленого острова, и славный король Рори с его сынком Кэталом, на которого не действуют копья, насадят мою голову на кол у ворот Тары. Он уже почти решил перекинуть ее через здоровое плечо и силой отнести обратно в замок, как она вдруг остановилась. Принцесса наклонилась, достала из-за пояса маленький нож и осторожно срезала несколько темных листьев.
- Когда вас ранили, сэр Годфри, я давала вам отвар из этих листьев, чтобы вы смогли заснуть и боль утихла. Но, если в отвар положить больше листьев и дать его выпить человеку, он уснет так крепко, что больше никогда не проснется.
- Что ж, мне повезло, что вы прекрасный лекарь, миледи. Но вы что-то хотели сказать мне о де Клере? Признаюсь, мне не очень уютно в этом лесу, - он не смог удержаться от холодного сарказма в голосе. Похоже, эта странная девушка безумна настолько же, насколько красива… что он вообще делает с ней наедине в этом лесу? Хотя, он не мог не признать, в этом было како-то околдовывающее очарование… она необычайно гармонично вписывалась сюда, в окружение старых деревьев, листьев и лесного мха, она казалась каким-то прекрасным лесным духом, для которого зеленые заросли были домом… но она была ирландской принцессой, и он не мог забыть о том, что в любой момент из листвы могут полететь стрелы людей де Клера.
- А я чувствую себя в этом лесу, как дома, - улыбнулась Деирдре. – Мне кажется, я знаю здесь каждый камень и каждое дерево. В детстве мы с Кэталом приходили сюда играть… и деревья говорили с нами… Они все еще говорят, сэр Годфри.
- В таком случае, надеюсь, они предупредят вас, если заметят подкрадывающихся людей де Клера с клинками наготове, - он вытащил меч из ножен и уселся на пень. – Я не хочу показаться неучтивым, леди… но в чем смысл этой беседы?
Она рассмеялась, глубоким, мелодичным смехом.
- Вы собрались защищать меня, благородный сэр рыцарь… но в этом месте скорее я буду вам защитой. Посмотрите вокруг, - она обвела рукой зелень деревьев, виднеющиеся за кромкой леса холмы, уходящие в глубь леса большие древние стволы с темной корой, растущие все гуще по мере того, как лес переходил в чащу, - все это живет. Здесь везде, от самого древнего дуба и до самой маленькой травинки, разлита Сила. Сила, которую вы со своим большим мечом не видите и не понимаете. Сила, способная дарить жизнь и отнимать ее. Вы сказали, что я прекрасный лекарь, - ее глаза потемнели. – Да, это так. Я могу вернуть человека от грани Смерти. Но это еще не все, сэр рыцарь. Я могу… и другое. Ведь у Силы две Стороны. Вы хотите знать о де Клере. Он ненавидит нас, О'Конноров, так люто, не только потому что мы законные властители этой земли. Его жена, леди Ева, была дочерью Эйра. Она умерла, сэр Годфри. От подброшенного ей яда. Она умирала в мучениях несколько дней, и никто из его лекарей не мог ей помочь. Это была страшная смерть. Говорят, он сильно любил ее.
Стало очень тихо. Годфри мог слышать пение птиц в ветвях, шорох листьев от легкого ветра, отдаленное журчание воды, где-то скрипнула ветка. Солнце на миг затянуло облаками, и в лесу стало темно, раскидистые великаны-деревья бросали густые тени. Ее черные глаза непрерывно смотрели на него. На миг ему показалось, что в ее нежном облике есть что-то опасное, нечеловеческое, почти дьявольское.
- Ее преступление было в том, что она вышла замуж за англичанина? – спросил он тихо.
- В том, что привела его сюда захватить ирландские земли, - резко ответила она, ее глаза опять вспыхнули тем огнем. В этих местах считают, что я ведьма, вспомнилось ему. Он смотрел на нее и не мог ее разгадать, понять, что же она такое, эта яростная маленькая ирландка, полудикая принцесса, подслушивающая военные советы, способная исцелять и убивать своими травами и чувствующая себя в лесу лучше, чем во дворце.
- Кто вы… - прошептал он.
Она улыбнулась, и вновь это согрело ее черты, так что она стала похожей на ребенка. Она постоянно менялась, и это вводило его в замешательство и сводило с ума. Деирдре села рядом с ним на ствол поваленного дерева, коснулась пальцами обнаженного лезвия его меча, лежащего поперек его колен. Годфри хотел предостеречь ее, что клинок очень острый и она может пораниться, но она уже убрала руку.
- Помните, за тем злосчастным пиром я упоминала одну историю, о том, что О'Конноры ведут свой род от дракона, - она смотрела куда-то вдаль, на пересечение вверху в солнечном свете веток и листьев. Он смотрел на нее, не в силах отвести глаз. – Наверное, вы слышали много историй о драконах при лондонском дворе от своих трубадуров и менестрелей. Похищающий юную деву злобный дракон, спасающий ее рыцарь, убивающий дракона и берущий прекрасную даму в жены… Но, сэр Годфри, в самых древних историях все было по-другому. Ведь дракон – это великий дух Мудрости и Силы… В историях моих предков говорится о девушке по имени Вивиан. Она обладала необыкновенной красотой, была дочерью правителя этих земель… и могущественной волшебницей. И был Дракон, великий и сильный, он дышал пламенем и знал все сокровенные тайны мира. Его имя было Деигре. Оно значит «Огонь».
- Похоже на ваше имя, - улыбнулся Годфри. Так вот что за огонь создал ее…
- Да… - улыбка в ее глазах, озорные искры – отблески огня дракона? Она продолжала… - Они любили друг друга, Волшебница и Дракон. Вивиан и Деигре. Но вожди соседних племен желали ее красоты и ее земель. Они объединили силы и вступили в битву с Драконом. Многие из них полегли на поле брани, сожженные заживо огнем Деигре и растерзанные в клочья его когтями и клыками. Но их воинов было слишком много. Они нанесли Дракону смертельные раны, и истекающий кровью Деигре уполз умирать в свое логово. Но магия Волшебницы была велика, а ее любовь к Деигре была еще сильнее. Вивиан исцелила раны Дракона своими поцелуями в пещере у моря… Наш род, род О'Конноров, происходит от семени Дракона в Вивиан, от капель его крови, которые она проглотила, когда целовала его раны.
- Красивая легенда… - проговорил Годфри. Ее голос был напевным и почти околдовывающим, когда она рассказывала о волшебнице и драконе, ему казалось, что он видит их собственными глазами.
- Легенда? – ее взгляд взметнулся на него. – Это все было…
Он не смог не усмехнуться. А еще она верит в драконов. Нет, такой женщины он никогда не встречал.
- Ты не веришь в магию? – прошептала она, придвинувшись к нему. Ее близость обдала его жаром. Ее пронзительные глаза, чуть прищурившись, пристально смотрели в его. Ему говорили, что у него сильный взгляд, но глаза этой девочки держали его.
- Я верю в себя, - сказал Годфри, не отводя взгляда.
- В этом твоя слабость… - ответила она еле слышно, ее губы улыбнулись, а в глазах тлел огонь.

***


Как всегда, Люси была несказанно рада его приезду. Она чуть не выбежала во двор, увидев его подъезжающую черную карету. Каждый раз, когда лорд Блэквуд приезжал к Шелтонам – а в последнее время это случалось все чаще и чаще – ее ладони становились мокрыми, а сердце начинало бешено биться. Ей казалось, что она живет от его визита до визита.
Но сейчас, когда они прогуливались вдвоем по саду Шелтонов, изрядно запустевшему и заросшему, Люси заметила, что он стал более хмур и сдержан. В его лице с жесткими красивыми чертами была какая-то сосредоточенность, что-то холодное и мрачное, что она не замечала в нем прежде в такой степени. Она так привыкла к его остроумным замечаниям, интересным рассказам и, в особенности, нежным проявлениям внимания к ней, что сейчас видеть его отстраненным и задумчивым было тяжело. Она успела стать зависимой от этого острого пронзительного взгляда зеленых глаз, чувствовать его на себе, а сейчас, когда они шли по усыпанной гравием дорожке сада, он почти не смотрел на нее. Он привез ее законченный портрет, конечно, как всегда был безупречно вежлив с ее отцом и с ней, но холоден и неразговорчив. Этот холод причинял ей боль.
- У вас что-то случилось, сэр Генри? – тихо спросила она. – Вы так бледны и задумчивы сегодня… Вам нездоровится?
- Люси… - он взял ее за руку, и от этого ее сердце радостно подскочило в груди, но не смотрел ей в глаза. Он слегка сжал ее руку в своей, и ей показалось, что в его прикосновении она ощутила каплю волнения. – Я… должен задать вам один вопрос.
Люси показалось, что земля на мгновение остановилась. Это… это… этого не может быть, неужели… кровь застучала в висках, воздуха, казалось, не хватало. Это не могло быть правдой, просто не могло… но тогда что значило все это, что было между ними, да, было, взгляды, касания, его нежные слова… Но почему он не взглянет ей в глаза?...
- Важный вопрос? – выпалила она, не подумав, глупо улыбаясь и чувствуя, как к щекам прилила кровь.
- Достаточно, - он все-таки поднял на нее глаза. Он улыбался. Его поразительные глаза пристально смотрели на нее этим хищно-пронзительным взглядом, в их темно-зеленой глубине плавали золотистые ореховые крапинки.
- Спрашивайте, сэр Генри… - прошептала она, внезапно чувствуя слабость во всем теле. Он поддержал ее и слегка притянул к себе, от его близости у нее потемнело в глазах.
- Вы девственница, Люси?
- Ч-что? – она резко отшатнулась, в первую секунду она просто не восприняла смысла его вопроса. Затем, когда она поняла, что именно он имел в виду, щеки залила краска и она мучительно отвела глаза, не в силах смотреть на него от стыда. Она чувствовала себя, как будто он ударил ее. В глазах предательски защипало, она закусила губу, чтобы сдержать слезы.
- Не беспокойтесь, не отвечайте… я уже получил ответ на свой вопрос, - услышала она его голос. Его уверенный, глубокий голос, слегка насмешливый. – Простите, я не хотел оскорбить вас, мисс Люси, - он попытался взять ее за руку, но она отдернулась. Несмотря на то, что это он задал нарушающий все приличия вопрос, который джентльмен никогда не задал бы леди, она чувствовала жгучий стыд.
- Люси, - его тон смягчился, его голос теперь был теплым и ласковым. – Давайте просто забудем это. Поверьте, я не хотел повергать вас в такое душевное состояние. Вообще-то… я хотел проститься. Я уезжаю в Лондон.
Она вскинула на него глаза, забыв о смущении. Уезжает? Проститься? Ей казалось, что все это страшный сон, что она упала и заснула в тот момент, когда ожидала услышать от него самый важный для нее вопрос, вместо той непристойности, которую он сказал, вместо этой жестокой фразы «проститься»
- Уезжаете?... Но… зачем? Надолго? – она сама не понимала, зачем задает эти бессмысленные вопросы, но у нее было такое чувство, что земля уходит у нее из-под ног, и она была не в силах контролировать себя.
- Не могу вам сказать, - его лицо вновь приобрело это холодное, отстраненно-сосредоточенное выражение. – Люси, я провел здесь прекрасные дни, но в Лондоне меня ждут… дела. Но я вернусь… просто пока не знаю точно, когда.
Он был таким дьявольски-спокойным. Он даже улыбался.
- Здесь замешана женщина, ведь так? – сорвалось у нее с языка. Люси понимала, что не имела права так с ним говорить, что он, в сущности, не давал ей никаких обязательств, но она просто не могла сдержаться.
Он ничего не ответил. Он молчал, и когда она попыталась заглянуть ему в глаза, отвел взгляд.
- Так значит, это правда… - задохнулась она.
- Люси… я не хочу вам лгать. Это не то, что вы думаете.
Ей показалось, что в нее словно вонзили острый нож. Боль была такой, что ей было нечем дышать. Как она могла… какая же она дура, дура, как она могла мечтать о чем-то с ним, блестящим лордом из Лондона, после всех слухов и скандалов и его двусмысленных просьб, как она могла надеяться…
- Не то, что я думаю?! А что я вообще могу думать, я же жалкая деревенская дурочка, не так ли, лорд Блэквуд?! – в этот раз она не смогла сдержать слез, они свободно текли по ее щекам, и она не делала попытки их вытереть, ей было все равно. Ей еще никогда не было так больно. – Что же, поезжайте… она, должно быть, красавица, ваша лондонская дама… и уж точно не неопытная девственница, да? Она умеет доставить вам удовольствие гораздо большее, чем разговоры с нищей глупой девочкой из сельской глуши, ведь так?
- Люси… - он сделал к ней шаг, попытался взять ее за руку, но она вывернулась.
- Отпустите меня! – закричала она. – Никогда больше не прикасайтесь ко мне, слышите?!
Она отвернулась от него, подавляя рыдания, и побежала прочь по тропинке сада. Слезы душили ее. Внутри была только боль, бесконечная боль, которая, казалось, никогда не утихнет.
Когда она добежала до дома, то застала сэра Ричарда Шелтона бушующим, с лицом, раскрасневшимся от вина. Он кричал и топал ногами, даже бросил свой стакан с брэнди в стену.
- Это безобразие! Развратная непристойность! Уберите это из моего дома и скажите ему, что больше ноги его не переступит порог Шелтон-Холла!
Удивительно точный портрет Люси в белом плате, с распущенными волосами и босыми ногами, застенчиво сложившей руки на груди и растерянно глядевшей своими большими черными глазами из-под листьев ивы, до боли напомнил сэру Ричарду его покойную безумную жену.

@темы: творчество, "Величайшая Власть"

---

Сцена с Языком - Арчи

Никаких катов!!!

---

Еще немного Блэквудского пикспама)

Где-то там, на горизонте, ярко-ярко горит Стэндиш... Но мне гораздо жарче, чем ему.

---

"Величайшая Власть", глава 4

А здесь вот будет одна из моих любимых тем))))

4: РАНЫ И ЛЕКАРСТВА

Годфри привел мысли в спокойствие, позволил им улечься, утихнуть, как поверхности воды в безветренную погоду. Это был трюк, которому он научился еще в юности и который делал его таким превосходным воином не меньше, чем владение оружием или умение держаться в седле – способность управлять своими эмоциями в битве. Иногда, в бою с многочисленным, но неумелым и плохо вооруженным противником, можно было дать волю ярости, выпустить ее, как дикого зверя. Годфри любил такие моменты, он наслаждался ими, ему казалось, что его кровь пела, в то время как он на скаку рубил жалкие ничтожества, осмелившиеся противостоять ему, их кровь, щедро обагряя его меч, пьянила его. Но были моменты, когда необходимо было сохранять трезвую и холодную голову, просчитывать каждое движение, позволить эмоциям уйти в дальний угол сознания, так чтобы остались лишь слаженные движения меча или копья, слившихся с рукой. Это требовало большой выдержки и умения, но у Годфри было и то, и другое, иначе он бы не стал победителем на стольких турнирах от Лондона до Парижа.
В сегодняшнем поединке ярость явно была плохим помощником. Годфри находил себя в весьма скользкой ситуации. Говорили, что принц Кэтал – ловкий и смелый воин, но Годфри был сильнее и опытнее его. Принцу было всего лишь чуть больше двадцати, и чемпион турниров сэр Годфри Гизборн не сомневался, что легко способен одолеть его как противника. Но здесь-то и крылась проблема. Если Годфри убьет этого юношу, наследника верховного короля Ирландии… чуть позже его, Годфри, голова может оказаться на пике. Вполне возможно, что голова принца Джона окажется рядом, но Годфри это как-то мало утешало. Он планировал лишь легко ранить принца, и был бы рад закончить бой с первой кровью, рыцарский кодекс чести позволял это. Но принц мог бы не согласиться на это, и по отношению к Годфри вряд ли был бы столь милосерден. А умирать в планы Годфри никак не входило.
Солнца сегодня не было, небо затянули серые облака. Это хорошо, подумал Годфри, не будет слепить глаза. Он слышалт доносящийся с поля шум, ирландцы воодушевленно кричали на своем странном кельтском языке. Он знал, что вся знать уже собралась в ожидании поединка двух рыцарей, там уже были Рори О'Коннор, принц Джон, будь он неладен… Он подумал, будет ли присутствовать на поединке леди Деирдре… но тут же прогнал эту мысль, он не мог позволить себе отвлекаться сейчас. Он надвинул на лицо шлем и пришпорил своего вороного боевого коня, Дориана, въезжая на поле битвы.
На поединок собралось посмотреть, казалось, все население Тары и ее окрестностей. Ирландцы толпились и толкали друг друга, английские воины, прибывшие сюда с принцем Джоном, в их массе чувствовали себя явно неуютно. Почетные места были заполнены – Годфри увидел короля Рори и сидящего рядом с ним бледного Джона, робко поднявшего руку в приветствии своему чемпиону и вымученно улыбнувшегося. Она тоже была там. Леди Деирдре сидела рядом со своим отцом, с осанкой королевы и непроницаемым лицом. Годфри заставил себя отвести глаза и не думать о ней. Дориан нервно рыл копытом землю.
Прозвучали трубы, и на поле выехал Кэтал О'Коннор на превосходном гнедом жеребце. Толпа взорвалась ликующими криками. Даже Деирдре улыбнулась. Черт, да не смотри же на нее. Принц Кэтал поднял руку в приветственном жесте и заставил коня гарцевать. Интересно, все принцы так любят показать собственную значимость и несравненность, подумал Годфри.
Оруженосцы поднесли им копья. Годфри улыбнулся под шлемом, увидев, что Кэтал чуть покачнулся в седле, принимая тяжелое копье. Да, это не составит трудностей. Сам Годфри взял копье привычным жестом, его тяжесть давным-давно перестала быть чем-то особенным для его сильной руки.
Трубы прозвучали еще раз, сигнализируя начало поединка. Верховный король Рори О'Коннор встал с трона и подбросил красный платок. Легкий ветерок подхватил тонкую ткань, и платок затанцевал в воздухе. Только что царивший шум сменился напряженной тишиной, все замерли, глядя, как королевский платок невыносимо медленно опускается на землю. Годфри выдохнул, позволяя всем посторонним мыслям, волнениям и эмоциям раствориться в спокойствии. Наконец алая ткань коснулась вытоптанной конями за множество турниров земли. Поединок начался.
Годфри пришпорил своего коня и поскакал навстречу О'Коннору с копьем наперевес. Дориан ответил негромким ржанием, он был с сэром Годфри на множестве турниров, и бой был для него привычен. Рыцари съезжались. Годфри знал, что делать. Если бы он направил копье принцу в горло, мальчик был бы мертв через пять минут. Нет, он лишь легко заденет его – достаточно, чтобы выбить из седла, но недостаточно, чтобы серьезно ранить. Поэтому он слегка отвел копье. Кони стремительно сближались. Принц Кэтал был уже почти перед ним, еще момент, и…
Копье Годфри будто натолкнулось на невидимую стену. Он хотел лишь задеть принца, но не смог даже и этого. Удар как будто встретил сопротивление в воздухе и отклонился в сторону сам собой. Что за… - за долю секунды мелькнула мысль у Годфри, но принять форму она не успела.
Копье Кэтала со всей силы врезалось ему в плечо. Адская боль взорвалась в мозгу, Годфри успел понять только, что Дориана под ним уже нет и он стремительно падает. Удар об землю раненым плечом причинил такую боль, что на мгновение все вокруг почернело и он чуть не потерял сознание. Он смутно услышал, как где-то, неизмеримо далеко, Кэтал О’Коннор спешился, звон его кольчуги, звон вынимаемого из ножен меча. Все как будто заволокло багровым туманом. Вставай! Сейчас этот мальчишка прикончит тебя! Но он не мог пошевелиться, его тело не слушалось его, все тонуло в этой багровой пелене боли. Шаги противника приблизились и остановились совсем рядом с ним. Вот и конец, подумал Годфри. Как же это глупо…
- Сэр Годфри, вы храбрый рыцарь, - послышался приглушенный, как будто издалека, голос Кэтала О'Коннора. – Вашу руку.
Годфри с трудом протянул ирландцу здоровую руку, увидев, как меч принца вонзился в землю рядом с ним. Кэтал помог ему подняться. Удержаться на ногах стоило Годфри всех его сил. В голове шумело, левая рука бессильно повисла, он чувствовал, как по ней стекает что-то теплое и липкое. Принц Джон что-то кричал своим визгливым тоном.
- Я считаю наш спор разрешенным, - громко провозгласил наследный принц О'Коннор. На нем нет даже царапины, мелькнула удивленная мысль у Годфри, пробившись через туман и боль. – Сэр Годфри Гизборн доблестно сражался.
Годфри пошатнулся, и ирландский принц поддержал его. В глазах О'Коннора не было презрительного триумфа, он ободряюще улыбнулся рыцарю.
- Я объявляю поединок оконченным, - прогремел голос Рори О'Коннора, вставшего с трона во весь рост. Годфри показалось, что сидящая рядом с королем принцесса Деирдре вновь улыбнулась, но он не мог сказать наверняка. Их лица плыли у него перед глазами. Внезапно туман сгустился, и все начало исчезать. Он опять стал падать, и в этот раз черная бездна поглотила его до того, как он коснулся земли.

***

- Обнаженной в ручье? – поинтересовался художник, коротенький человечек с густо вьющимися кудрями и пухлыми белыми руками.
- Нет, - сказал лорд Блэквуд ледяным тоном, бросив быстрый взгляд на мигом покрасневшую Люси. – Вот здесь, под деревом… с распущенными волосами и босыми ногами.
- Прошлый раз была обнаженная и в ручье, - пробормотал художник, окидывая взглядом холст. – И ведь получилось неплохо… если бы вы еще не сказали взять ей этот череп козла…
- Лучше будет, если ты просто помолчишь, - сказал Блэквуд с улыбкой, но в этой улыбке не было ни толики добродушия.
Люси переступила с босой ноги на ногу, думая о том, чтобы значило это «прошлый раз». Сэр Генри постелил ей под ноги зеленый плед, ей хотелось, как тогда, чувствовать траву под ногами, но он яростно воспротивился этому, сказал, что если она будет долго стоять на земле босиком, то простудится. Впрочем, для натуральности художник накидал траву на плед, и она все же чувствовала это приятное, слегка колющее прикосновение.
- Мисс Люси, пожалуйста, скажите нам, когда устанете. Мы сделаем перерыв, я не хочу слишком утомлять вас… - Блэквуд расположился в складном стуле, откинувшись на спинку и сцепив руки перед собой. Он был в хорошем настроении сегодня, заметила Люси, шутил и смеялся с ее отцом. Сэр Ричард пришел в восторг от идеи портрета дочери (правда, он был не в курсе некоторых художественных деталей), но, кажется, он забыл, что прошлый художник, который посчитал ее не слишком красивой, вынужден был уехать из Шелтон-Холла, так как ему нечем было заплатить.
- А сколько… будет стоить этот портрет? – спросила она смущенно, обращаясь к художнику. Маленький человечек уже стал смешивать краски и посмотрел на нее так, как будто она задала самый странный в мире вопрос.
- Мне уже заплатили, мисс, - буркнул он, усмехнувшись.
- Не стоит беспокоиться об этом, Люси, - подался вперед сэр Генри с улыбкой. – Деньги – совсем не то, что вообще должно волновать очаровательную юную леди, подобную вам.
Художник грубовато засмеялся, но лорд Блэквуд перевел на него взгляд, и смех словно застрял у него в горле, он сделал вид, что закашлялся.
- Не стоило… - прошептала она. За ее портрет должен был платить отец, щедрый поступок лорда Блэквуда был благороден, но нарушал приличия. Она с улыбкой подумала, что если бы об этом узнали пожилые сплетницы-соседки, уже давно не приезжавшие к ним, ее репутация оказалась бы под угрозой.
- Вы отчего-то бледны сегодня, Люси, - он нахмурил лоб. – Вы хорошо себя чувствуете, надеюсь? Хорошо спали?
Ей стало тепло внутри от того, что он проявляет заботу о ней. Мысль о том, что портрет будет писаться несколько дней, которые она проведет с ним, в его обществе, видя его улыбку и слыша его голос, наполняла ее счастьем.
- Да, - улыбнулась она. – Спасибо вам за вашу заботу, сэр Генри. И за все, что вы делаете для нас… для меня. Вообще-то, мне снился один очень странный и удивительный сон.
- Правда? – поднял брови Блэквуд. – Расскажете мне? Если это не секрет, конечно… Сны – это наша дверь в Другие Миры, другие реальности и планы бытия, в которых может странствовать наша душа. Вы это знали?
- Нет, не знала, - ответила она, опуская ресницы. Он столько всего знал, чего не знала она. Но ее глаза тут же загорелись озорным огнем. – В таком случае, сэр Генри, прошлой ночью я побывала в средневековой Ирландии!
- Вот как? – его глаза опять странно заблестели. – И что же вы там видели?
- Вашего предка, сэр Генри, - улыбнулась она. – Мне приснился ваш норманнский предок, сэр Годфри Гизборн, о котором вы мне рассказывали. Кстати, в моем сне он был очень похож на вас… у него были те же черты лица… Он доблестно сражался в том поединке с ирландским принцем. Только… - она опустила глаза.
- Только что? – переспросил он мягко.
- Он был серьезно ранен… и проиграл… Что-то случилось, и он не смог даже задеть копьем своего противника. Он ведь не погиб, сэр Генри?! Мне было бы жалко, если бы благородный сэр Годфри так глупо погиб по вине другого человека…
- Нет, он не погиб, - усмехнулся сэр Генри Блэквуд. – Благородный сэр Годфри должен был еще оставить потомков на этом свете, иначе как бы вы сейчас со мной разговаривали?
- Ну да… конечно, - прошептала она, чувствуя себя полной дурой. Ее ладонь с досадой шлепнула по дереву… ах!
Он вскочил на ноги, в мгновение ока оказавшись рядом с ней.
- Вы поранились?... Больно, мисс Люси? – он схватил ее руку в свою.
- Нет… не очень, - она посмотрела на ладонь, из которой торчала острая занозившая ее щепка. По руке стекала струйка крови.
- Присядьте, мисс Люси… сейчас я позабочусь о вашей руке.
Она опустилась под дерево рядом с ним. Художник раздраженным жестом бросил кисти и воздел глаза к небу. Сэр Генри нежно держал ее раненую руку в своей, ее кровь запачкала безупречно белый рукав его рубашки.
- Сейчас я вытащу занозу, - сказал он, и она не успела внутренне напрячься, как острая щепка из ладони была отброшена прочь. Люси улыбнулась, она почти не почувствовала боли.
- А вы смелая маленькая нимфа, - шепнул он ей. – Некоторые женщины… теряют сознание при виде крови.
- Кровь не пугает меня… Да это было и почти не больно, просто скорее неожиданно. Это же только царапина…
- Да, но и царапина может воспалиться, - возразил он. – Сейчас… я сделаю так, что вы не успеете оглянуться, как ваша царапина заживет, - он достал из внутреннего кармана жилета какой-то маленький пузырек темно-зеленого стекла. – Это средство, чрезвычайно быстро и эффективно заживляющее раны… его состав не знает никто, кроме меня. Если вы позволите, мисс Люси…
Она раскрыла перед ним ладонь, глядя в его красивые зеленые глаза. Она полностью ему доверяла. Средство оказалось полупрозрачным бальзамом со странным, но приятным запахом, она думала, что будет щипать или жечь, но, на удивление, бальзам, напротив, погасил ее боль, словно окутав ладонь чем-то мягким и прохладным. Он нанес на ранку и ее края совсем чуть-чуть, и средство почти сразу впиталось. Кровь перестала идти.
- Ну вот… - улыбнулся сэр Генри. – Теперь вы быстро пойдете на поправку. А сейчас… позвольте мне поцеловать вашу руку, чтобы быстрее зажило…
Люси кивнула, внезапно не в силах что-либо сказать. Блэквуд нежно поднес ее руку к лицу, его губы мягко коснулись ее ладони, задержавшись там… на мгновение она почувствовала, как его язык коснулся ее пореза, вызвав укол боли, она вздрогнула и хотела отвести руку, но он не пустил ее, продолжив покрывать ее ладонь долгими, едва касающимися кожи поцелуями… ее пульс ускорился, каждое прикосновение его губ отдавало током в нервах. Это было лучшим лекарством…
Наконец он отстранился, все еще держа ее руку в своей и глядя в ее глаза с улыбкой. Она заметила, что на его верхней губе была маленькая капелька крови, ее крови, он слизнул ее языком.
- Вы все-таки дали пить вампиру свою кровь, мисс Люси, - его глаза смеялись теплыми искорками. – Должно быть, вы знаете из книги, что это позволит ему приходить к вам и впредь, - он прошептал, наклонившись к ней, и она опять увидела этот почти хищный блеск в его взгляде. – А теперь дайте мне перевязать вас, и лечение будет закончено… на сегодня.
Он достал чистый белоснежный платок и бережно обернул им ее маленькую ладонь. Она успела заметить на платке его инициалы “HB”, вышитые красивым вензелем.
- Благодарю вас… - мысль о том, что его платок, с его вышитым вензелем, обмотан вокруг ее руки, вызывала радостное и сильное волнение. Сегодня, когда она ляжет в постель, его платок будет в ее руке… она будет его хранить…
- О, я сделал то, что на моем месте сделал бы любой джентльмен, пришел даме на помощь, - Люси опять не могла понять, смеется ли он или говорит серьезно. – За исключением лечебного средства… его секрет, как я говорил, неизвестен никому, кроме меня. Этот секрет передавался в семье моей матери из поколения в поколение… кстати, вы тут спрашивали о доблестном рыцаре сэре Годфри… так вот, его рана, полученная в поединке с О'Коннором, была вылечена именно этим снадобьем. Хотите знать об этом?
- Конечно! – воскликнула Люси с радостным блеском в глазах.
- Мы сегодня будем писать портрет? – жалобно подал голос художник.
- Я, кажется, заплатил тебе за этот день, любезный, - сказал лорд Блэквуд, его тон мгновенно сменился с ласкового и теплого на ледяной, даже с намеком угрозы. – И, кажется, я приказал тебе молчать.
Художник заметно побледнел и кивнул головой. Люси удобно расположилась на ставшем уже привычным пледе и незаметно погладила перевязававший ее ладонь платок Блэквуда другой рукой, в то время как он начал рассказ.

***

Легкие прикосновения тонких пальцев. Почти не причиняют боли. Наоборот, боль постепенно куда-то уходит, сменяясь приятной прохладой в плече. Прикосновения порхают по израненной поверхности тела, словно бабочки, они теплые, но странным образом приносят прохладу. Что-то скользкое и пахнущее лесным мхом на коже, вызывает онемение там, где попадает в рану. Легкий шепот. Непонятный язык, непонятные слова, звучат нараспев, будто вспоминают песню или читают заклинание. Запах цветов и свежескошенной травы.
Он с трудом открыл глаза. В полутьме взгляд не сразу сфокусировался, окна задернуты, лишь несколько солнечных лучей пробиваются, играя на камне стен. Рядом с его постелью – смутная фигура. По мере того, как к нему возвращалось зрение, он различал ее очертания. Длинные, темно-каштановые волнистые волосы, спускающиеся на плечи. Простое коричневое платье с богато украшенным золотым поясом. Маленькие, женственные руки с длинными тонкими пальцами, осторожными легкими движениями втирающие бальзам в его рану. Она наклонилась, и Годфри смог различить ее черты, темные глаза, резкие правильные линии, красиво очерченные чувственные губы…
- Вы очнулись, - она улыбнулась. Когда она улыбалась, гордое и высокомерное выражение ее лица смягчалось, делая ее черты почти детскими.
- Леди Деирдре… - язык плохо слушался его. – Где я?
- В Таре, сэр Годфри. Вы были без сознания три дня. Рана была серьезной, и у вас было выбито плечо, - мгновенная вспышка воспоминания - взрыв адской боли, он кричит, затем снова падает в черное небытие, - вам его вправили. Я почти вылечила вашу рану, теперь вы вне опасности, но, разумеется, до полного выздоровления еще далеко.
Годфри прикрыл глаза. Она лечила его. Если бы плечо так не болело, он бы улыбнулся. И если бы доверял ирландцам.
- Я благодарен вам за вашу заботу, леди. Но зачем брать на себя такой труд? У моего принца есть хороший лекарь…
- С вашим английским лекарем вы бы могли потерять вашу руку. Я знаю то, чего не знает он. И если бы я хотела вас отравить, поверьте, вы бы сейчас не открыли глаза, - холодно бросила она.
Он все-таки улыбнулся. Из какого огня она сделана, эта маленькая принцесса-дикарка?
- Первый проигранный турнир… - Годфри откинул голову на подушку.
- Вы не могли выиграть, - спокойно ответила она. Ему показалось, что в ее глазах пляшут довольные искорки. – Вы бы не смогли победить моего брата. Он был защищен.
- О, у меня тоже была кольчуга и щит, - он не смог сдержать сарказма в голосе. Вдавленная копьем в плечо кольчуга была не самым приятным ощущением, даже через три дня.
- Нет, сэр Годфри. Я не об этом, - на ее губах вновь заиграла эта улыбка. – Кэтал был защищен.
- Не понимаю… - устало пробормотал он. Ему вновь хотелось закрыть глаза и уснуть. Но он хотел еще посмотреть на нее. Защищен… а ведь на этом проклятом ирландском мальчишке и вправду не было ни царапины.
- Вы многого не знаете об Ирландии, - ее глаза смотрели в его, в свете горевшей свечи они слегка мерцали. – Вы не могли причинить вред моему брату. Но вы этого не знали. И, тем не менее, сами не хотели этого. Я видела, вы отвели копье слегка в сторону. У меня зоркий глаз. Я благодарю вас за это…
- Если бы я убил вашего брата, началась бы резня. Мне это было не надо.
- А ваш принц думал об этом? – ее взгляд вспыхнул. – Или для англичан ничего не стоит оскорбить ирландцев, даже в их доме?!
- Леди Деирдре… давайте не будем сейчас говорить о политике, - хрипло проговорил он. Голова опять начала кружиться, и ее фигура двоилась у него перед глазами. – Иногда это стоит им весьма дорого… например, вывихнутого плеча, - Годфри слабо улыбнулся.
Она ответила на его улыбку и продолжила перевязывать рану.
- Простите меня… я забылась. Мой брат прав, вы доблестный рыцарь, сэр Годфри. Очень болит? – спросила она, прикасаясь к раненому плечу.
- Нет, - соврал он.
- Не лгите мне, - она прищурила глаза. – Я положила бальзам, скоро боль должна утихнуть.
- Что за бальзам?
- Вы думаете, я скажу вам секретный рецепт старинного целебного снадобья, передававшийся в моей семье из поколения в поколение? – усмехнулась она. – И я уже сказала, что если бы я хотела вас отравить, вы бы уже кормили воронов.
- Вы очаровательная леди, принцесса... Вам говорили об этом?
- Постоянно, сэр Годфри. Ну вот, перевязка закончена. А теперь постарайтесь поспать, - Деирдре встала и повернулась к двери. Там, где на ее волосы падали лучи солнечного света, они, казалось, горели огнем. – Вам необходимо пробыть в постели еще как минимум неделю.
- Леди Деирдре, постойте, - он попытался приподняться на постели, но тело пронзила боль, и он опять без сил упал на подушки. Но она остановилась у двери, вопросительно глядя на него. – Каким образом тяжелейшая рана почти зажила за три дня?
Она улыбнулась.
- В этих местах говорят, что я ведьма, сэр Годфри, - ее улыбка, мерцание ее глаз, ее густые длинные темные волосы искрились в редких лучах солнца. Она открыла дверь, и хлынувший в комнату солнечный свет ослепил его. Когда он снова смог видеть, она уже исчезла. Оставив за собой лишь еле уловимый запах цветов, травы и лесного мха.

@темы: творчество, "Величайшая Власть"

---

LORD HENRY BLACKWOOD

MY DARK LOVE...

Cамое Прекрасное и Неотразимое Воплощение Зла.

(Переношу пикспам из комментов сюда, чтобы все смогли расширить сознание. )

widen your gaze!

@настроение: IN LOVE

@темы: Otherworld Love

---

Марк о своих Злодеях...

Mark Strong:
"I think with good guys, you never really think, "Why are they good?" But with bad guys, you might find yourself thinking, "What's made them like this?" So, psychologically, I find them really interesting, and I can find different ways to differentiate them.

For example, say with Blackwood, there's a scene in which his father confesses to Holmes that Blackwood was conceived in a Masonic ritual. Now, that made me start thinking, "What kind of a childhood is that?" And how bizarre for that man to have that start in his life — a father who obviously doesn't really care, and a mother who wasn't his father's wife conceiving him after a Masonic ritual. That's pretty bizarre. So that gave me the impetus to allow him to try and achieve what he's trying to get, because he's misunderstood, and he deserves it because he's been treated so badly.

With Frank D'Amico, for example, in Kick-Ass, there's a guy who is a mafia guy who's sort of achieved — he has reached the level where he's not really involved in the dark stuff anymore. But these damn kids, the superheroes, start messing with his business, and that's what makes him turn and become bad.

In Robin Hood, Sir Godfrey, Robin Hood's nemesis, with him it's a need to control his environment, i.e. the country, because he's thinks that the people who are running it aren't doing a very good job. So I can vary the intentions of each of these dark characters. I can find different things that they're after. I suppose you'd call it their motivation. I can find different motivations for them all. That, coupled with the ability to change the physical look of them all and the way in which they achieve what they achieve, gives me that differentiation, so that's what I try and do with each of them."

(особенно про Блэквуда...)

Взято с: www.firstshowing.net/2009/12/27/interview-lord-...