"Величайшая Власть", глава 11

[wingsoffire]

Эпиграф: "He deserves it (what he's trying to get) because he's been treated so badly". (c) Mark Strong about Lord Blackwood

11: ПРИЗРАКИ ПРОШЛОГО

- Генри, дорогой… что было вчера? – спросила Люси, кутаясь в кружевной белый пеньюар.
Лорд Блэквуд поднял глаза от утренней чашки кофе и улыбнулся.
- А ты не помнишь, любовь моя?
Она прикусила губу и стала нервно теребить ленты завязок на пеньюаре. Она помнила какие-то смутные обрывки впечатлений, полных тьмы и крови. Голова у нее до сих пор кружилась, и все происшедшее казалось ей безумным, темным сном.
- Я… не совсем помню. Все как-то расплывчато…
Он рассмеялся и поставил чашку с кофе на стол.
- Да, я немного перестарался с пропорциями вещества, которое я дал тебе перед церемонией. Но тебе не стоит волноваться, моя малышка – все прошло великолепно и ты исполнила свою роль превосходно. Я отслужил черную мессу на твоем обнаженном теле, и в завершение ритуала овладел тобой в кругу своих последователей. Ты потеряла сознание на пике наслаждения. Таким удовольствием было собственноручно смывать в ванне жертвенную кровь с твоего прекрасного безжизненного тела, пока ты была в глубоком обмороке… ты была так восхитительно беззащитна и трогательно бледна без сознания, что я не удержался и овладел тобой еще раз, ты этого не помнишь. Прости, я не спросил твоего разрешения. Да где же, в конце концов, моя утренняя газета? – лорд Блэквуд раздраженно позвонил в колокольчик.
Люси опустила глаза, она не знала, что и думать. Значит, все это действительно было… Она не смела поднять на него взгляд, ее муж в приоткрытой на горле белой рубашке, с элегантной небрежностью откинувшись на спинку кресла, с невозмутимым видом развернул газету, которую принес ему заикающийся в извинениях слуга, в то время как прошлой ночью он казался адским воплощением Зла, предводительствовавшем на дьявольском ритуале. И она, Люси, помогала ему, более того – он заставил ее быть центральной фигурой на кровавом сборище его черной мессы. И самым ужасным было то, что ей это понравилось. Ее щеки тронул жар при мысли о том, что он бесцеремонно овладел ей, когда она была без чувств. Отчего-то это казалось еще более непристойным, чем то, что он взял ее на глазах у всех своих последователей – и от этого еще более восхитительным. Она взглянула на него из-под опущенных ресниц. Сейчас Дьявол вновь превратился в безупречного джентльмена, перелистывавшего газету за чашечкой кофе в обществе любимой жены.
- О, дорогая моя… у леди Финчли скоро дают бал, - он отложил газету, развернув одно из писем утренней почты. – Разумеется, мы приглашены, и, разумеется, мы должны там быть. Это ведь будет твой первый бал, моя Люси, разве не так? Должно быть, ты с самого нашего приезда сюда мечтала отправиться на бал, как всякая юная девушка, я прав?
Люси сглотнула. Скорее, это было то, чего она боялась с самого их приезда.
- Да, Генри, конечно… я была бы так рада поехать с тобой, - она вымучила улыбку. – Только вот…
- Ты не умеешь танцевать, - закончил он с улыбкой. – Не беспокойся, я догадывался об этом, но это не страшно, ведь у нас еще полно времени. А ведь ты так быстро всему учишься, - он подмигнул ей, и она покраснела.
- Я одену тебя, как принцессу, - прошептал он, притягивая ее к себе. – Нет-нет, не бойся, не так, как на нашем прошлом общественном событии, - рассмеялся он, видя ее смятение.
Ей было стыдно встречаться с учителем танцев, что он мог подумать о восемнадцатилетней леди замужем за одним из самых блестящих джентльменов Лондона, которая даже не умеет танцевать? Но лорд Блэквуд нанял только музыкантов. Он сам учил ее, положив ее руку себе на плечо и крепко обхватив ее рукой за талию, уверенно ведя ее в кружащихся движениях вальса, и она, глядя в его темно-зеленые с золотистыми крапинками глаза, думала о том, как же все-таки любит его.

***

В означенный вечер, когда карета лорда Блэквуда подъехала к ярко освещенному особняку леди Финчли, из окон которого волнами доносилась музыка, Люси чувствовала себя Золушкой. Ее муж держал ее за руку, как всегда, безупречный и великолепный, и разница между ней и девушкой из сказки была лишь в том, что она не собиралась ни убегать никуда от своего прекрасного темного принца, ни терять на лестнице обувь.
На ней было ослепительно красивое платье из темно-зеленого бархата с глубоким вырезом на груди, где переливалось то самое великолепное колье с бриллиантами, которое так нравилось ему на ее обнаженной бледной коже. Он настоял, чтобы она одела его сегодня, хотя она и стеснялась выглядеть так шикарно, но лорд Блэквуд не терпел возражений.
- Моя жена должна выглядеть лучше всех, - сказал он хорошо знакомым ей властным тоном, застегивая ожерелье позади ее шеи.
Она чувствовала на себе восхищенные взгляды мужчин, и это смущало ее, Люси не привыкла быть в центре внимания. Блэквуд чувствовал себя в обществе легко и непринужденно, он почти не говорил, и они держались в стороне, но, казалось, от него волнами исходила атмосфера могущества и харизмы, которая гипнотизировала и притягивала к нему людей. На его руке Люси чувствовала себя защищенной. Леди Финчли была в восторге от их появления, она рассыпалась в любезностях перед лордом Блэквудом и «дорогой, очаровательной леди Люси». Она представила леди Блэквуд другим великосветским дамам, в сдержанных улыбках которых сквозила явная зависть. Люси протанцевала первый вальс с мужем, уверенная, что все заметили, как она один раз запнулась.
- На нас все смотрят… - прошептала она Генри.
- Пусть смотрят, - улыбнулся он, кружа ее в танце. – Ты великолепна, моя маленькая фэйри.
Потом она немного осмелела – возможно, тому было виной выпитое искристое шампанское, необычайно вкусное и легкое, но, тем не менее, ударявшее в голову – и по настоянию мужа приняла приглашение на танец от еще нескольких джентльменов. Она стеснялась смотреть им в глаза, но они, казалось, были очарованы ей.
Наконец она устала, и прислонилась к колонне у двери, обмахиваясь зеленым с золотом веером в тон платья. Лорд Блэквуд чуть в отдалении разговаривал с леди Финчли, наклонившись к ней и пуская на нее все свое очарование. Люси подумала, что если бы леди Финчли не была такой старой, толстой и уродливой, да к тому же кудахтающей, как курица, она бы, пожалуй, приревновала к ней своего мужа. Эта мысль заставила ее хихикнуть в веер. Пожалуй, она все же выпила слишком много шампанского, подумала Люси, опираясь спиной на приятно-прохладный мрамор колонны и заметив, как через зал к ней пробирается какой-то мужчина. Она уже приготовилась отклонить приглашение на танец, как вдруг узнала его и похолодела. Этот темноволосый молодой человек приятной наружности был тогда в той комнате, она узнала его лицо, искаженное тогда темным экстазом, обращенное на то, как Генри с ней на алтаре… Она в панике взглянула на мужа, но тот был увлечен разговором и не видел ее.
Она попыталась незаметно выскользнуть из зала, но он оказался быстрее ее. С ужасом глядя в его улыбающиеся глаза, когда он учтиво поклонился ей, не отводя от нее взгляда, она поняла, что сомнений быть не может – это был именно он. Где-то послышался звон падающего разбившегося стекла.
- Вы выглядите просто великолепно… этот зеленый цвет вам так к лицу, - его глаза блеснули, он поднес ее руку к своим губам.
- Сэр, вы ошиблись, мы не представлены друг другу… - прошептала она и попыталась отойти, но он удерживал ее.
- Не представлены – возможно… - ей не нравилась его улыбка и его плотоядный взгляд, который он не сводил с нее. – Но мы ведь виделись с вами прежде, дорогая леди… Бокал шампанского? – он выхватил с подноса слуги, разносившего напитки, хрустальный бокал, наполненный искрящейся золотистой жидкостью. – За случайную и такую радостную встречу?
Она слабо отклонила предложенный бокал.
- Вы ошибаетесь, сэр, мы не знакомы… должно быть, вам это приснилось…
- О да, приснилось, - его глаза загорелись, он все еще стискивал ее руку. Она поняла, что он выпил лишнего. – И это был такой прекрасный сон! О, конечно, вы были под маской, но я бы узнал вас из тысячи других… Такая страсть… та восхитительная темная картина до сих пор стоит перед моими глазами, - хрипло зашептал он. – Ваше прекрасное тело – я ведь запомнил каждый изгиб, каждую черточку, вот эту родинку на вашей правой груди, которая так соблазнительно виднеется в вырезе вашего платья – я видел, как ваше тело отзывалось со всей страстью, когда он овладевал вами на плите, как вы стонали под ним… Нет-нет, постойте… я бы никогда не подумал, что женщина, так отдающаяся дьявольскому наслаждению на жертвенном алтаре, способна так прелестно краснеть… о, вы – Геката, богиня ночи и мрака, вам незачем бояться меня, ведь я ваш друг…
- Лорд Ковард? Похоже, вы решили проявить заботу о моей жене? – голос Блэквуда прозвучал холодно и с тенью угрозы, несмотря на его улыбку.
Ковард тут же выпустил ее руку, и побледневшая в смятении Люси с благодарностью взглянула на появившегося рядом мужа.
- Добрый вечер, сэр Генри… чудесный прием, не правда ли? Я как раз говорил леди Блэквуд о чудесных случайных встречах… это ведь она, да? – он понизил голос, глаза горели лихорадочным блеском.
- Вы пьяны, Ковард… - процедил сквозь зубы Блэквуд. - Это моя жена, леди Люси Блэквуд. Вы что-то другое имели в виду? Думаю, я не должен вам напоминать о том, что истинный джентльмен… умеет хранить молчание? – он взял лорда Коварда под локоть и довольно настойчиво подтолкнул к выходу из залы. – Благодарю вас, что позаботились о моей жене, - сэр Генри взял из руки Коварда бокал шампанского и протянул его Люси. Она машинально сделала глоток. Ее муж ободряюще улыбнулся ей, уводя Коварда из залы и что-то негромко говоря ему на ухо, от чего Ковард, несмотря на располагающе учтивую улыбку лорда Генри Блэквуда, заметно побледнел.
Люси допила шампанское, чтобы немного успокоиться. Это возымело действие – ее руки прекратили дрожать, но в голове закружилось и перед глазами все слегка поплыло. Нет, все же слишком много шампанского на один вечер. Ее щеки пылали, и жар лишь усиливался ощущением жгучего стыда от того, что тот человек, лорд Ковард, узнал ее, он видел, что происходило с ней на том бесстыдном ритуале, любовался на их с Генри совокупление на залитом кровью жертвеннике, кто еще мог видеть и узнать ее, несмотря на то что ее лицо тогда закрывала маска? Кто еще из собравшихся на этом балу улыбался ей и обменивался с ней светскими любезностями, видя перед глазами при этом ее обнаженное тело, отдающееся руководящему черной мессой Блэквуду? Она поднесла руку к лицу, то ли шампанское было тому виной, то ли ужасная встреча с Ковардом, но слабость внезапно накатила на нее волной.
- Вам дурно, мэм? – послышался рядом с ней чей-то участливый вежливый голос. – Может быть, вам необходим глоток свежего воздуха? Я могу проводить вас до балкона.
Подняв глаза, она увидела перед собой пожилого мужчину лет шестидесяти – шестидесяти пяти, он был изысканно и со вкусом одет, ее внимание привлекло необычное золотое кольцо с символом быка на его пальце. Что-то в его лице показалось ей неприятным, но это выражение смягчали его глаза, их цвет показался ей красивым. Впрочем, нет ничего удивительного в том, что орехово-зеленый цвет глаз кажется ей красивым, подумала Люси с улыбкой.
Она с благодарностью кивнула ему, и он пропустил ее вперед себя в дверь коридора. С балкона доносился свежий воздух, и она почувствовала себя лучше. Она уже хотела повернуться и поблагодарить джентльмена, пришедшего ей на помощь, как он внезапно схватил ее за руку и, быстро оглянувшись по сторонам, зашептал ей, приблизив свое лицо к ее:
- Вы не знаете меня, леди Люси, но я знаю вас… Вы в смертельной опасности. Вам нужно немедленно уехать из Лондона.
- Но, простите… - Люси прямо таки оторопела. Голова у нее все еще кружилась, и его лицо слегка двоилось перед глазами. – Я не могу уехать… здесь мой муж, лорд Блэквуд… Кто вы такой, сэр?
При упоминании имени ее мужа лицо старика исказилось.
- Я сэр Томас Ротерам. Поверьте мне, леди Люси, я друг вам и желаю вам только добра… Ваш муж – чудовище. Он разрушает все, к чему прикасается, и быть рядом с ним означает верную гибель. Уезжайте из Лондона, леди Люси, ваша жизнь и душа в страшной опасности. Если понадобится, я готов вам помочь, я дам вам денег, сколько потребуется… умоляю вас, спасайте себя.
- Что вы делаете рядом с моей женой?! – железная хватки руки лорда Блэквуда стиснула ее предплечье и рванула на себя от сэра Томаса Ротерама, так что Люси чуть не упала. По виду Генри она поняла, что он в страшной ярости: его лицо побелело, черты исказились, губы слегка подрагивали. Она видела его таким только один раз – в то происшествие с ее горничной, когда он тоже пришел в страшное бешенство и был похож на дикого зверя.
- Генри, этот джентльмен не сделал мне ничего плохого… - она попыталась успокоить его.
- Замолчи, - приказал он ей. Он даже не посмотрел на нее, его глаза были прикованы к Ротераму, взгляд, казалось, метал молнии. Его сильные пальцы до боли сжимали ее руку. - Моя жена еще очень юна и неопытна, ей позволительно было ошибиться, назвав вас джентльменом.
- Кажется, вы причиняете своей жене боль. Приятного вам вечера, лорд Блэквуд, - холодно бросил сэр Томас Ротерам, его лицо было спокойным, но в глазах Люси заметила проблеск страха. – Я всего лишь говорил леди, что атмосфера Лондона может пагубно сказаться на здоровье.
- Беспокойтесь о своем здоровье, сэр Томас, - лорд Блэквуд обнажил в улыбке зубы, что придало ему совсем уж хищное выражение. – Ваше время придет… придет очень скоро.
Ротерам презрительно скривил губы в усмешке, но его лицо побледнело. «Ваш муж – чудовище», - все еще звучали в ушах у Люси его слова.
- Пошли. Мы уходим, - резко бросил ей лорд Блэквуд и потащил ее за собой, не выпуская ее руки из своей стальной хватки. Она еле поспевала за ним, казалось, он ничего не видел впереди себя, взгляд был полон ярости. Рука начинала сильно болеть в том месте, где он держал ее, наверное, будет синяк… на глаза у нее навернулись слезы, она не понимала, чем провинилась перед ним, и ей было страшно оказаться причиной его гнева, она помнила ту неконтролируемую вспышку ярости, которую он обрушил на бедную горничную Грейс.
- Мерзавец… атмосфера Лондона… она скоро плохо скажется на твоем здоровье, старый подонок, - сквозь зубы прошипел Генри, когда они уже вышли на улицу и он буквально выволок ее к карете.
- Отпусти меня, Генри, пожалуйста… ты меня пугаешь…
- Держись подальше от Ротерама, Люси, - он развернулся к ней, она отшатнулась от горящей ярости и ненависти в его глазах. Он сжал ее руку еще сильнее, и она подавила вскрик боли. – Ему недолго осталось жить, помяни мое слово. Его ждет красивый резной гроб, подобающий его положению в обществе…
- Генри, ты делаешь мне больно!...
Это немного отрезвило его. Он разжал руку, по лицу пробежало мучительное выражение, когда он увидел расплывающийся по ее белой коже темный синяк.
- Прости меня… - хрипло проговорил он. – Садись в карету, Люси. Мы едем домой.
Она была готова расплакаться, но боялась, что это вызовет в нем еще большую ярость. Этот вечер начинался так хорошо, а закончился так ужасно. Карета тронулась, увозя Люси с ее первого бала. Она бы отдала сейчас все на свете, чтобы он только стал ее прежним ласковым Генри, но он смотрел этим безумным, полным ярости взглядом куда-то вдаль, его дыхание было прерывистым, на лбу выступили капельки пота.
- Что он сказал тебе? – глухо спросил он.
- Чтобы я уезжала из Лондона, что я в опасности, - она боялась сказать ему неправду. – Что ты… чудовище. Он сказал, что даст мне денег, если потребуется…
Его кулак с силой врезался в кожаную обивку кареты. Она подпрыгнула на сиденье от испуга и вскрикнула, зажав рот рукой. Ей было так страшно, он не контролировал себя в эти ужасные вспышки ярости. Слезы все-таки выступили на глазах, она была не в силах сдержать их.
- Прости меня, пожалуйста, Генри… - проговорила она дрожащим голосом. – Если я чем-то провинилась перед тобой или обидела тебя…
- Ты? – он поднял на нее глаза, и она опять увидела, как боль промелькнула в его лице. – Что ты могла сделать… Нет, моя Люси, ты здесь ни при чем… - он прижал ее к себе. – Когда я увидел этого отвратительного мерзавца рядом с тобой, у меня помутилось в рассудке… меня до сих пор трясет от одной мысли, что он прикасался к тебе.
Его тепло успокаивало. Буря, казалось, прошла, и была направлена не на нее… Она прижалась лицом к его груди.
- Ты… любишь меня, Генри? – тихо прошептала она.
- Конечно, моя малышка… я очень люблю тебя, - он крепко сжал ее в своих объятиях, но на этот раз нежно, так, чтобы не причинить боль. Его голос прозвучал как-то сдавленно.
Напряжение от потрясения и облегчение от того, что он не сердится на нее и снова обнимает ее, сказались на Люси, и слезы полились у нее из глаз на его белую рубашку, она цеплялась за него, прижимая его к себе и негромко всхлипывая.
- Люси… сокровище мое, прости меня… Ротерам был прав, я действительно чудовище, - вздохнул он, нежно гладя ее по голове и касаясь оставленного им синяка на ее руке. В его голосе была такая горечь, что она еще крепче обняла его. Его рубашка была уже насквозь мокрой от ее слез. – Я причинил тебе боль, заставил тебя плакать… а ведь я так хотел сегодня видеть тебя счастливой и улыбающейся. Да, кому, как не сэру Томасу Ротераму, разбираться в чудовищах… Ведь это чудовище он сам и породил.
Люси подняла на него заплаканные глаза.
- Что… что ты имеешь в виду?
Он горько улыбнулся. Нежно поцеловав ее в лоб, опять устремил взгляд куда-то вдаль.
- Ты сегодня разговаривала с моим отцом, Люси. Все верно, сэр Томас Ротерам – мой отец.
- Н-но… ты же лорд Блэквуд… разве ты не сын покойного лорда Блэквуда… - Люси не могла поверить услышанному.
- Нет, я бастард. Незаконнорожденный сын почтенного лорда, которого ты встретила на сегодняшнем балу. Я все расскажу тебе, - он поднял руку, предупреждая ее вопрос. – Когда мы будем дома, ладно? Сейчас я… я просто хочу побыть с тобой.
Люси потрясенно кивнула, держа его за руку. Она все еще не могла поверить в то, что он сказал. Но глаза старого сэра Томаса Ротерама действительно были так похожи на глаза Генри… Какую же ненависть он испытывал к своему отцу…
Когда они приехали домой, он усадил ее перед камином в гостиной, укутав ее плечи пледом, так как было прохладно. Сам он сел в кресло напротив, налив себе в стакан немного брэнди.
- Может быть, тебе тоже хочется чего-нибудь после всех сегодняшних событий?
Люси покачала головой.
- Нет, я думаю, мне хватит спиртного на сегодня, - она постаралась улыбнуться. Шампанское уже давно выветрилось из ее крови, но некоторая тяжесть в голове осталась.
Они некоторое время посидели молча, глядя на игру языков пламени в камине. Он был бледен, но уже не в ярости, он выглядел задумчивым и грустным. И каким-то очень ранимым, она никогда не видела его таким прежде. Люси потянулась к нему и дотронулась до его руки. Он улыбнулся, но грусть в глазах осталась.
- Я обещал тебе историю… Но, предупреждаю, моя маленькая Люси, эта история не будет иметь счастливого конца… и едва ли она годится в качестве сказки на ночь.
Люси молча кивнула. Она так хотела знать, что вызывало такую боль в его глазах.
- Ты, конечно, видела в библиотеке портрет моей матери, леди Рейчел Блэквуд? Бабушка Жезебель говорила мне, что в жизни она была еще красивее, чем сумел запечатлеть художник на портрете.
Он вздохнул и сделал глоток из стакана, а потом прикрыл глаза. Люси не хотелось его тревожить, если он устал, но через минуту он вновь заговорил.
- Люси… мне сложно об этом говорить, - его глаза странно блестели. – То, что я скажу тебе сейчас… не знает ни одна живая душа. Я никогда раньше никому этого не рассказывал… думаю, ты скоро поймешь, почему.
- Если тебе тяжело говорить об этом, Генри, не надо… я пойму, - прошептала она, тронутая его доверием.
- Нет-нет, - грустно улыбнулся он, касаясь ее руки, - я хочу, чтобы ты знала все.
Он повернул в руке стакан с брэнди, глядя, как отблески огня камина играют на его гранях.
- Ты помнишь наш самый первый ритуал в нашу первую брачную ночь?
- Конечно… - она улыбнулась и слегка покраснела. Та ночь была незабываемой… тогда она впервые узнала его как мужчину, он взял ее на жертвенном алтаре, а потом она заснула в его объятиях. Воспоминания об этом до сих пор заставляли ее кровь струиться быстрее.
- Если с помощью одного ритуала лишить невинности девственницу, обладающую магической силой, эта сила перейдет к тебе, мужчине, который сделал это, - продолжал он, его голос был глухим. – В тебе течет кровь фэйри, моя Люси, и вместе с твоей любовью я взял и эту силу. Моя мать, леди Рейчел… тоже обладала такой силой. Ты знаешь легенду об ирландской волшебнице Деирдре… эта сила, вместе с кровью Дракона, от которого происходили предки Деирдре О'Коннор, переходила в нашей семье из поколения в поколение. К тому же, леди Жезебель Брэнд обладала собственной силой… эта сила была темнее, чем волшебство древних кельтов, но никак не менее могущественной. И все эти магические потоки перекрестились в моей матери, юной Рейчел Брэнд. Представляешь, каким лакомым кусочком она была? Она, наследовавшая силу Деирдре и Жезебель и обладавшая своей собственной.
Люси поежилась. Юная красавица Рейчел Брэнд стояла у нее перед глазами, дерзко улыбаясь и глядя ореховыми глазами из-под длинных пушистых ресниц. Та великолепная картина была полна света, но история Рейчел была полна тьмы.
- Ей было семнадцать, когда она родила меня. Меньше, чем тебе сейчас, Люси. Она была очень красивой, своевольной и непослушной, и очень уверенной в своих силах. Рейчел была очень юной, и думала, что ей принадлежит весь мир. С какой-то стороны, это было так – весь Лондон был без ума от нее. Мужчины влюблялись в нее, женщины завидовали ей, о ней все говорили. Лорд Чарльз Блэквуд, один из знатнейших и богатейших джентльменов страны, сделал ей предложение. Она сказала ему, что подумает. Она была очень свободолюбивой и не позволяла никому управлять собой… сознательно. Она очень любила жизнь… Леди Жезебель рассказывала мне, что Рейчел, несмотря на настойчивые ухаживания лорда Чарльза Блэквуда и дюжины других самых завидных холостяков Англии, тесно дружила с другим джентльменом, но он попал в опалу при молодой королеве, и вынужден был уехать из страны. Рейчел знала о своих силах – она самозабвенно занималась магией. Сначала ее учила ее мать, Жезебель – поэтому в случившемся после часто обвиняли леди Брэнд. Правда же была в том, что Рейчел просто не желала никого слушать. Жезебель предостерегала ее от общества Ротерама и ему подобных, но моя юная взбалмошная мать просто отмахивалась от «глупых» опасений.
Сэр Томас Ротерам тогда был еще молод, но уже переполнен амбициями. Он мечтал о власти и силе – как в высшем обществе, так и в тайном мире магических орденов. Ротерам очаровал Рейчел – он восхвалял ее способности, называл чуть ли не богиней. Ввел ее в могущественный Орден Четырех Стихий, членом которого он являлся и главой которого тайно мечтал стать – это был беспрецедентный случай, первый раз, когда женщина вступила в Орден. Она никогда не любила его. Но ей льстило все это, проявление ее магических способностей не вызывало сомнений, и все преклонялись перед ней, по крайней мере, ей так казалось. Восхищение Ротерама и его товарищей, таинственная атмосфера мистических опытов, чувство принадлежности к чему-то тайному и великому – все это вскружило ей голову. Рейчел воображала, что только ее «собратья» понимали ее. Как я сказал, она была еще очень юной, уже успела познать горечь потери близкого друга, но еще совсем не знала жизни – ни в лондонском свете, ни в оккультных обществах.
Однажды, в тщательно выбранную по астрономическим подсчетам ночь, ее пригласили в один дом. Ей сказали, что ее магические силы потребуются для одного очень важного ритуала. Рейчел так гордилась своими силами, особенно когда Ротерам и его приспешники превозносили их до небес… конечно, она согласилась. Когда она поняла, в чем дело, было уже поздно. Они привязали ее к жертвеннику, и Ротерам изнасиловал ее. Судя по всему, он добился желаемого и взял ее силу себе, так как в скором времени его провозгласили главой Ордена.
Люси сидела, не в силах пошевелиться. Это было настолько ужасно, что ее разум отказывался воспринимать это. Ей снова представилась Рейчел Брэнд на портрете, такая юная и красивая, с чертами лица, напоминающими Генри, но более мягкими, с сияющими глазами и нежной улыбкой. Такая радостная и счастливая, почти ребенок.
Генри поморщился и провел рукой по глазам, ставя на столик недопитый стакан с брэнди.
- Я никогда не знал ее… - прошептал он. – Но эта картина стоит у меня перед глазами. Жезебель говорила, это потому, что ее дух оставил отпечаток в этом мире. Отпечаток боли и ужаса. Люси, когда я ритуально лишал тебя невинности… я старался быть нежен с тобой. Я хотел, чтобы тебе это понравилось. Чтобы ты испытала удовольствие, отдавая мне свою Силу и свое тело. Ротерам был лишен этих забот. Он не любил Рейчел Брэнд, как я люблю тебя. Ее тело было для него всего лишь инструментом получения власти, и ему было все равно, что она чувствует.
Когда я пытаюсь представить, что она чувствовала в тот ужасный момент, я не могу не содрогаться. Хотя я много что успел повидать, Люси, и много что совершал сам… меня всегда пробирает холодная дрожь при мысли о той мерзости, которую совершили над глупенькой невинной девушкой, ставшей моей матерью. О том, что она чувствовала. Представь себе, Люси… она ложится на алтарь все еще добровольно, все еще думая, что это одна из их увлекательных мистических игр… когда они разводят в стороны ее руки и ноги и привязывают их, она понимает, что что-то не так, и пугается… пытается поймать взгляд Ротерама и просит отпустить ее… Но он даже не смотрит на нее. Они задирают на ней юбки и рвут ее одежду… Она зовет на помощь, но никто ее не слышит… она плачет, но ее слезы никого не трогают. Они все стоят и смотрят, в то время как Ротерам силой берет ее, и она кричит от боли и стыда.
Потом они накинули на ее голову мешок, посадили в карету и выбросили на лужайку около ее дома. Бабушка Жезебель хорошо это помнила, в эту ночь они с мужем не находили себе места, не зная, где их дочь… когда они подняли трясущуюся Рейчел, ее белое платье было порвано и запачкано ее девственной кровью, она громко рыдала в истерике и вырывалась, не понимая, где она, что она уже в безопасности…
А через некоторое время она поняла, что беременна. Несколько раз она пыталась себя убить. Возможно, было бы лучше, если бы у нее тогда это получилось, и я бы никогда не родился на свет, - горько усмехнулся Генри. – Но затем она смирилась… Она не выходила из дома и проводила дни, глядя в окно отсутствующим взглядом. Она начала разговаривать сама с собой. Муж Жезебель пытался отомстить Ротераму, обесчестившему его дочь… но Орден подстроил несчастный случай, лошадь Брэнда понесла… он погиб. Ты видела роскошный склеп в Хэмпшире – его приказала построить для него Жезебель. Она говорила мне, что я на него похож…
Лорд Чарльз Блэквуд, помолвленный с Рейчел, поступил как джентльмен. Несмотря на позор, обрушившийся на нее, он взял ее в жены и окружил роскошью и вниманием. Но ничто не могло утешить Рейчел. Ее здоровье таяло, доктора выражали серьезные опасения. Жезебель обладала Силой, когда-то она чудесным образом спасла моему деду жизнь, но здесь даже она была бессильна. Позже она говорила мне, что Рейчел просто не хотела жить. Роды были очень тяжелыми, она умерла через два дня после того, как подарила мне жизнь. Она успела только назвать меня и взять с Блэквуда обещание, что он позаботится обо мне и сделает меня своим наследником, как если бы я был их собственным сыном. Он согласился. Он очень любил ее.
Видишь, Люси… считается, что дети – это плоды любви. Я же был плодом боли, страха и ненависти. Стоит ли удивляться, что моя мать умерла через два дня после моего рождения? – с горечью усмехнулся он.
- Ты в этом не виноват… - прошептала Люси. Она была смертельно бледной, ужас от ее рассказа парализовал ее. Она не могла поверить, что все это действительно случилось с его матерью, это было слишком страшно.
- Леди Жезебель хотела сама воспитывать меня… после смерти мужа и дочери она осталась совсем одна. Но Чарльз Блэквуд не дал ей этого. Он винил ее в том, что случилось с Рейчел. Ведь, если бы Жезебель не вызвала в ней интереса ко «всей этой оккультной ахинее», как он презрительно называл магические искусства, Рейчел бы не связалась с мерзавцем Ротерамом. И еще он боялся ее. Жезебель многие боялись… в ней было что-то такое, что внушало смутный потаенный страх. Блэквуд сдержал слово, данное моей матери, - на губах Генри играла горькая улыбка. – Он дал мне все – образование, воспитание, роскошь. Титул своего наследника. Все, кроме любви, разумеется. Ведь я не был его сыном. Я был сыном негодяя, изнасиловавшего женщину, которую он любил, укравшего ее у него, так же как я должен был украсть его титул, по его собственному обещанию, данному у ее смертного одра. Он ненавидел меня. Он считал, что это я убил ее. Он закрывал меня на чердаке, и со временем я даже научился находить в этом какую-то странную радость. Я перестал бояться темноты, и воображал, что ухожу в свой, особенный и волшебный, мир, где никто не может причинить мне вред. После смерти Рейчел, которую он так любил, Чарльз Блэквуд стал пить. Часто, когда он напивался, он избивал меня.
Не смотри на меня с таким ужасом, Люси, - усмехнулся он, глядя на то, как она побледнела, - многие люди в Англии бьют своих детей, особенно если ты посмотришь на находящиеся ниже по социальной лестнице классы. Правда, не все делают это палкой. У сэра Чарльза была превосходная трость из черного дерева, с тяжелым металлическим набалдашником. Это было даже больнее, чем когда он бил меня ногами. Потом я лежал, запертый на чердаке, кусая губы от боли, и думал, как же я ненавижу эту трость. Когда я был маленьким, я ненавидел трость больше его самого. Мне казалось, она живое существо, питающееся моей болью и моим страхом. Иногда он избивал меня до такого состояния, что я терял сознание, и для меня приходилось вызывать врача. Доктору говорили, что я упал с лестницы. Я «падал с лестницы» несколько раз… разумеется, доктор и прочие предпочитали закрывать на это глаза, лорд Чарльз Блэквуд был могущественным и влиятельным, а также идеальным джентльменом в глазах общества. Кому какое дело, как он воспитывал мальчика, по упорно ходившим слухам даже не являвшегося его сыном? Бабушка, один раз увидев мои синяки, попыталась вмешаться… мне было лет семь… я помню, как они кричали друг на друга. Жезебель крикнула, что если он еще раз тронет меня хоть пальцем, то скоро отправится в могилу. В итоге, ей отказали от посещений дома, и в следующий раз я увидел ее только через три года.
Это было, когда мне исполнилось десять. Она подарила мне самый чудесный подарок. Это была книга – я тогда читал все без разбору, что только мог найти в библиотеке Блэквуда – но это была совершенно особенная книга. Она рассказывала о самых различных фантастических существах и чудовищах, в книге были большие красочные иллюстрации, с которых смотрели эти волшебные создания. Бабушка тогда сжала мою руку – у нее всегда были очень холодные руки, но мне это нравилось… и прошептала, что все они живые, если только верить в них. Что они могут стать моими друзьями и открыть мне тайный мир, который будет принадлежать только мне. Я не мог оторваться от книги, я всюду носил ее за собой, даже положил ее под подушку, когда лег спать. Я последовал ее совету и позволил им перенести меня в свой волшебный мир. Эти драконы, единороги и василиски действительно были как живые… когда я слишком долго смотрел на картинки, мне казалось, что они начинают двигаться. Я плохо понимал, что такое друзья, потому что друзей у меня никогда не было, но они определенно были всем, что у меня было. Я придумывал истории с их участием – и всегда неизменно становился их повелителем.
В один вечер сэр Чарльз застал меня с этой книгой у камина и пришел в ярость, в один из своих неконтролируемых пьяных припадков. Он снова избил меня, сильнее, чем прежде, железный набалдашник его трости был весь в крови – я почему-то особенно четко это запомнил. И он бросил мою книгу в камин. Он крепко держал меня, прижав к полу, несмотря на то что я вырывался, пытаясь дотянуться до книги, достать ее голыми руками из огня… он был сильнее, конечно же. Я смотрел, как они съеживаются в огне и превращаются в пепел… их крылья и когти чернели и тонули в пламени. «Ты всего лишь грязный бастард… маленький ублюдок… - шептал он мне на ухо, заламывая мне руку за спину, это было дико больно, но мне было невыразимо больнее от того, что огонь пожирает моих существ и мой волшебный мир. Я чувствовал его пропахшее алкоголем дыхание. – Когда нибудь у тебя будет все, чего ты, ублюдок, никогда не будешь достоин, потому что я так обещал ей, твоей матери, которую ты убил… Но пока я жив, у тебя не будет ничего, я клянусь тебе… чтобы ты знал свое место. Чтобы ты помнил, кто ты и чего заслуживаешь, мерзкое ничтожество!»
Через несколько дней в особняке лорда Чарльза Блэквуда случился пожар. Его не смогли спасти – огонь обрушил части дома, и он оказался в ловушке. Его крики о помощи сменились дикими воплями боли… когда огонь был потушен и до него смогли добраться, он уже был почерневшим и обезображенным огнем трупом. Он сгорел заживо.
Я стал лордом Блэквудом в десять лет. А также одним из богатейших людей в Англии. В то время я пребывал в каком-то оцепенении… я еще не оправился от перелома, которым наградил меня мой отчим в качестве предсмертного подарка. Меня все жалели, ведь я остался круглым сиротой в таком юном возрасте. А я смотрел на его гроб – закрытый, его тело было слишком изурудовано – и надеялся, что он продолжает гореть в аду.
Опекунство надо мной назначили бабушке Жезебель, ведь у меня не оставалось других живых родственников. Я помню, как на похоронах она подошла ко мне и положила руку мне на плечо. От этого моя сломанная рука почему-то перестала болеть. Я поднял на нее глаза – и в ее взгляде увидел, что она знает все. На мгновение я испугался, но она улыбнулась мне из-под траурной вуали, и в этой улыбке я узнал моих драконов, исчезнувших в огне. Она забрала меня в замок Брэндов в Хэмпшире в тот же день. Я больше никогда не переступал порог родового поместья Блэквуда. Позднее я его продал, оно стоило колоссальное состояние… а потом узнал, что оно сгорело. Жезебель говорила мне когда-то, что некоторые места умеют хранить в себе воспоминания. Она еще многому учила меня… но это уже другая история.
Он замолчал, откинувшись на спинку кресла. Повисла тишина, нарушаемая лишь тиканьем часов и потрескиванием огня в камине. Люси не знала, что сказать… ее переполняли самые различные и противоречивые чувства, от ужаса и отвращения к его безжалостным отцу и отчиму, до содрогания от несчастной судьбы его матери, до острого сострадания к маленькому мальчику, лишенному любви и тепла, истязаемому и унижаемому, превратившемуся в погрязшего в темных искусствах могущественного и почти чудовищного чернокнижника – и мужчину, которого она так любила… Стакан с брэнди соскользнул со столика и упал, разбившись на осколки.
- Это… это так ужасно, Генри… - она наконец осмелилась нарушить тишину. Ее голос дрожал, и она никак не могла унять эту дрожь. Слова были такими бессмысленными… но она должна была что-то сказать. – Мне жаль…
- С того времени прошло уже больше тридцати лет, Люси, - он усмехнулся, глядя в камин.– Того мальчика, потерянного и избитого, больше нет. Иногда мне кажется, что он сгорел еще раньше сэра Чарльза Блэквуда - в том огне, со своими волшебными зверями…
- При мысли о том, что тебе пришлось перенести… меня словно парализует, - прошептала она. – Как же тебе должно было быть больно…
- Мне не нужна жалость, Люси, - его глаза блеснули в темноте, взгляд стал жестче.
- Нет. Но тебе нужна любовь, - не дожидаясь его приглашения, она встала со своего места и опустилась на край мягкого сиденья большого кресла, в котором он сидел. Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но она крепко-крепко обняла его, прижимая его к себе, прижимаясь лицом к его плечу и груди. Он напрягся, но затем расслабился и положил ладонь ей на голову, слегка поглаживая ее волосы и обнимая ее в ответ другой рукой.
- Я знаю, что ты сильный, ты самый сильный… - шептала она, сжимая его в объятиях так крепко, словно боялась отпустить. - Иначе бы ты и не смог пройти через все это, мой Генри, мой Принц Тьмы… Но я люблю тебя. И я больше никому и никогда не позволю причинить тебе боль…
Он прижал ее к себе.
- Спасибо… - еле слышно прошептал он. Его голос тоже дрожал, и когда она стала целовать его, обнимая за шею и скользя руками по его спине, она заметила, что его глаза блестят.
Большие часы-маятник у камина показывали начало пятого. Он выглядел бледным, под глазами у него залегли усталые круги… но он был тронут ее любовью, тронут до такой степени, что его рука сжала подлокотник кресла в попытке не показать своей слабости. Люси сделала вид, что не заметила, как влажно блестят его темно-зеленые глаза, лишь крепче прижала его к себе и провела пальцами по его щеке, по сильной линии его челюсти, где, несмотря на то что он был гладко выбрит, залегли темные тени.
- Пойдем в постель… - тихо сказала она.
Он улыбнулся, впервые за этот слишком длинный вечер не жутковато-горькой улыбкой, а теплой и ласковой.
- Генри… ты женился на мне, чтобы взять мою Силу, да? – прошептала она, чуть улыбнувшись в ответ.
Его улыбка стала шире, и обычное выражение абсолютной уверенности в себе немного вернулось к нему.
- Если бы я хотел только взять твою Силу… мне бы не нужно было для этого жениться на тебе, - он усмехнулся и притянул ее к себе.
В эту ночь она любила его безгранично нежно, в этот раз они не предавались страстным и темным экспериментам. Она осыпала его поцелуями и словами любви, и, когда после в этот раз нежной и спокойной близости он заснул, прижимая ее к себе, Люси смотрела на него, спящего, в туманном полусумраке занимающегося рассвета, чувствуя его тепло и понимая, что он смысл ее жизни, и ради того, чтобы он был счастлив, она сделает все, что угодно.